А тем временем Яровой, подойдя к Тане, выпил коньяк и потянулся к подставленной щеке, которой успели только коснуться его влажные губы.
— Это не по правилам, — недовольно сказал Яровой. — На брудершафт положено в губы.
— Называйте имя архипатриота, — решительно потребовала Таня. — Итак, Жириновский?
— Жириновский — антисемит, значит, фашист. За фашиста ни те ни другие голосовать не будут.
— К сожалению, голосовали, — напомнил Евгений.
— Ну так кто же? — проявляла нетерпение Таня.
Яровой умолк, пристально посмотрел на Евгения, потом перевел доверительный взгляд на Таню. Выдержав паузу, вполголоса, словно опасаясь, что его услышат те, кто не должен этого знать, произнес:
— Руцкой!
Оба Соколовых удивленно переглянулись.
— Руцкой? Кандидат от демократов? — переспросил Евгений, делая изумленные глаза. — Да не может быть.
— Довольно неожиданно, — только и произнесла Таня. Она засомневалась в искренности Ярового.
— А что вы нашли неожиданного? — осевшим голосом спросил Яровой. — Вспомните, в упряжке с кем он избирался в вице-президенты? И какой он был непримиримый демократ, как он чехвостил коммунистов, с какой жестокой ненавистью.
— Но он сам был коммунистом, — как был размышляя, сказала Таня. — Хорошо воевал, героя получил. Дважды в плену побывал…
— И дважды уходил из плена, — напомнил Яровой. — Не рядовой, а полковник, ас. Кто помог?
— Говорят, наша дипломатия, — произнес Евгений.
— Допустим. Один раз. А второй? Может, ЦРУ? То-то, — предположил Яровой. — А став вице-президентом, куда направил господин Руцкой свои зарубежные стопы? В Израиль. Засвидетельствовать свое почтение и походя сообщить, что у него мама еврейка, следовательно, по израильским законам он еврей. А вот Жириновского-Финкельштейна в Израиле за еврея не сочтут, потому что мама у него русская.
— Жириновский антисемит. Притом, откровенный, — осуждающе изрек Евгений.
— Да перестань ты, Женя, со своим антисемитизмом, — недовольно сказала Таня. — Вот заладил. Нету нас никакого антисемитизма. Скорей уж наоборот.
— Как нет, когда Черномырдин заявил, что у правительства есть целая программа борьбы с антисемитизмом, — возразил Евгений. — Что ж получается: программа есть, а антисемитизма нет.
— Не спорьте, вы оба правы: антисемитизма действительно нет, можете мне поверить, — вмешался Яровой уже заплетающимся языком. — А программа у Черномырдина есть, тут Женя прав. Программы реформ нет, а антисемитская есть. Подарок Израилю и США.
— Ну как же нет, Анатолий Натанович, когда я сам видел надписи большими буквами на бетонных щитах: «Жиды правят Россией!», «Бей жидов!»
— Ерунда, несерьезно, — опроверг Яровой и прибавил: — Такое могли написать сами евреи, бейтаровцы, чтоб оправдать черномырдинскую программу. Могли?.. Запросто. Это игра.
— Нет, Анатолий Натанович, все, что вы говорите, очень интересно. Это так неожиданно, — настойчиво заговорила Таня. — Меня вот что интересует: предположим, что вашего Руцкого на президентских выборах победит Зюганов или кто-нибудь не из «липовых архипатриотов», а настоящий патриот? Что тогда?
— Тогда?.. — в узеньких глазках Ярового засверкали колючие огоньки. — Тогда вмешаются американцы, НАТО под флагом ООН.
— Это как же? Введут свои войска?
— И такое возможно, как крайний случай.
— Это же будет оккупация.
— По просьбе того же Ельцина. Для спасения демократии.
— А наша армия?..
— Будет выполнять приказ своего Верховного Главнокомандующего, то есть Ельцина. А вообще, — как бы спохватился Яровой, — политика — грязное дело, это давно сказано кем-то умным. И мы с вами не будем играть в грязные игры. Прекратим. Лучше поговорим о приятном, о прекрасном. О женщинах.