Например, Рвач, будучи факелом, знал, что оберег от пожара не остановит его, разве что рядом с магическим знаком будет чуточку труднееразвести огонь. Но если он подпалит здание немного дальше, оберег благополучно сгорит вместе со всеми домами. Однако в этой табличке, называющей Воббскую долину штатом, а Карфаген – ее столицей, содержалась сила пореальнее, сила, которая могла управлять человеческой мыслью. Если долго твердить одно и то же, люди постепенно начнут думать, что так оно и есть на самом деле, и очень скоро все так и станет . Нет, ну конечно, глупости всякие типа «Сегодня ночью луна остановится в небе и повернет обратно» лучше не говорить, потому что для этого сама луна должна услышать ваши слова. Но если пару‑другую раз сказать: «Эту девчонку поиметь ничего не стоит» или «Этот мужик – наглый ворюга», – можно не беспокоиться, поверит вам человек, которого вы имели в виду, или нет, – все остальныеповерят вам и будут относиться к этим людям так, будто вы сказали чистую правду. Поэтому Рвач сразу раскусил намерения Гаррисона, ведь чем больше людей увидят табличку, провозглашающую Карфаген столицей штата, тем больше вероятность, что когда‑нибудь так оно и будет.
Хотя на самом деле Рвача не особенно волновало, станет губернатором Гаррисон, основав столицу в Карфаген‑Сити, или тот набожный чистюля Армор Уивер, что поселился на севере, там, где Типпи‑Каноэ впадает в Воббскую реку. Во втором случае столицей станет Церковь Вигора, ну и что? Пускай эти двое дерутся друг с другом; кто бы из них ни победил, Рвач все равно станет богатым человеком и будет жить как ему вздумается. Либо так, либо весь этот городок заполыхает, как один большой факел. Если Рвач потерпит окончательное и бесповоротное поражение, он уж позаботится о том, чтобы остальные тоже ничего не выгадали. Очутившись в самом безвыходном положении, человек‑факел всегда успеет поквитаться – по мнению Рвача, это единственное достоинство дара разжигать огонь на расстоянии.
Впрочем, было еще одно преимущество – Рвач мог подогревать воду в ванне, когда захочет, так что кое‑где дар приходился очень кстати. О, как хорошо покинуть наконец опостылевшую реку и вернуться к цивилизованной жизни. Одежда, ожидающая его, была чисто выстирана, а какое наслаждение испытал Рвач, сбрив колючую щетину, вам не описать. Это не говоря уже о том, что скво, купавшая его, так жаждала заработать лишнюю кружку огненной воды, что, если б Гаррисон не послал за ним солдата, забарабанившего в дверь и попросившего поспешить, Рвач мог бы получить первую прибыль со своих товаров. Но ему пришлось вытереться и одеться.
Скво жадными глазами пожирала направившегося к двери Рвача.
– Ты вернуться? – спросила она.
– Куда ж я денусь, – усмехнулся он. – И принесу с собой маленький бочоночек.
– До того как падать ночь. Лучше, – сказала она.
– Ну, может, до этого, может, после, – пожал плечами он. – Какая разница?
– После темноты краснокожие, как я, за стены форта.
– С ума сойти, – пробормотал Рвач. – Ну, попробую вернуться до темноты. Но если не получится, я тебя запомню. Может, лицо и забуду, но руки – никогда. Купание вышло замечательным.
Она улыбнулась, по ее лицу расползлась гротескная пародия на улыбку. По идее, краснокожие должны были давным‑давно вымереть – размножишься тут, если невесты сплошные уродины. Хотя если закрыть глаза, сойдет и скво – на ту пору, пока не вернешься к настоящим женщинам.
Оказалось, Гаррисон занимался не только строительством нового особняка – к крепости добавился целый квартал, поэтому теперь форт занимал вдвое большую площадь, чем когда‑то. Кроме того, к частоколу, окружающему крепость, пристроили широкий парапет, огибающий форт по всему периметру.