Гаррисон готовился к войне. Рвач забеспокоился. В военное время торговля спиртным идет не больно‑то шибко. Краснокожие, идущие в битву, это не те изгои, что сшиваются здесь, надеясь разжиться глотком виски. За последние годы Рвач повидал слишком много пьяниц‑краснокожих, поэтому совершенно позабыл, что существуют и другие, куда более опасные дикари. Тут он заметил пушку. Нет, даже две пушки. Плохи дела, ой, плохи.
Вопреки ожиданиям, кабинет Гаррисона располагался не в новом особняке. Он находился совсем в другом, таком же новом здании, специально построенном под штаб гарнизона. Окна в юго‑западном углу ярко светились, стало быть, именно там и обосновался Гаррисон. Рвач заметил, что, кроме привычных солдат, стоящих на вахте, и разбирающихся с бумажной работой офицеров, в здании штаба обитают несколько краснокожих – обычно они либо лежали на полу, либо сидели по углам. Прирученные краснокожие Гаррисона – он всегда держал под рукой парочку одомашненных дикарей.
Однако сегодня краснокожих было больше, чем обычно. Одного из них Рвач узнал – это был Лолла‑Воссики, одноглазый дикарь из племени шони. Этот краснокожий постоянно был пьян так, что лыка не вязал, однако почему‑то он еще не загнулся. Даже его сородичи краснокожие смеялись и издевались над ним: Лолла‑Воссики дошел до ручки, он жить без огненной воды не мог.
Но смешнее всего то, что именно Гаррисон в свое время застрелил отца этого дикаря, примерно лет пятнадцать назад, прямо на глазах у Лолла‑Воссики, когда тот еще был маленьким зверенышем. Гаррисон несколько раз рассказывал эту историю при Лолла‑Воссики, и одноглазый пьяница лишь кивал, смеялся да корчил рожи, в общем, вел себя так, словно совершенно не имел ни мозгов, ни человеческого достоинства, – самый низкий, самый презренный краснокожий, что Рвач когда‑либо видел. Пока Лолла‑Воссики поили виски, ему было ровным счетом плевать на месть за убитого отца. Нет, Рвач ни капли не удивился, увидев Лолла‑Воссики лежащим на полу у дверей кабинета Гаррисона, – каждый раз, когда створка открывалась, она больно била дикаря по заду. Невероятно, но факт: хоть в Карфаген‑Сити вот уже как четыре месяца не завозилось спиртное, Лолла‑Воссики был в стельку пьян. Он заметил входящего Рвача, приподнялся на локте, приветственно махнул рукой и беззвучно завалился обратно на пол: Платок, который он повязывал поверх отсутствующего глаза, сбился, и из‑под него зияла пустая глазница с впалыми веками. Рвачу показалось, что пустота, темнеющая вместо глаза, уставилась прямо на него. Это ему не понравилось. Он вообще недолюбливал Лолла‑Воссики. Гаррисон обожал окружать себя грязными, опустившимися существами – наверное, сравнивая себя с ними, он выглядит благородным, замечательным человеком, – но сам Рвач не любил встречаться взглядом с этими жалкими представителями человеческой расы. Ну почему Лолла‑Воссики еще не сдох?
Собравшись было дернуть за дверную ручку, Рвач поднял глаза и вдруг увидел перед собой еще одного краснокожего. Самое смешное, он сперва принял его за каким‑то образом поднявшегося на ноги Лолла‑Воссики – настолько похожи были эти дикари. Правда, у этого Лолла‑Воссики оба глаза были целы, и держался он весьма трезво. Краснокожий, должно быть, был добрых шесть футов ростом от пят до скальпа; голова гладко выбрита, за исключением хвостика на затылке; на одежде ни пятнышка. Прислонившись к стене, он ждал. И стоял прямо , как солдат по команде «смирно», не обращая на Рвача никакого внимания. Взгляд его был устремлен в пространство. Но Рвач сразу понял, что этот парень видит все и вся , пусть даже зрачки его не двигаются. Давненько Рвач не встречал краснокожего, который бы выглядел так, как этот. Дикарь был сам лед.
Опасен, очень опасен, неужели Гаррисон стал настолько небрежен, что позволил подобному краснокожему обретаться в центре штаба? Похоже, этот обладающий королевскими манерами дикарь своими могучими руками без труда согнет лук, вытесанный из шестилетнего дуба.