Поролон, проехав по поверхности стола, впитал капли яичной жижи и полетел в раковину.
Мать, донеслось из коридора, через секунду в кухню влетел сын.
Чего орёшь? Я не глухая. Мария опустила в миску руки и принялась замешивать тесто.
Вот! Мирон протянул какую-то бумажку. В ящике лежало.
Что ты мне в нос суешь? Я всё равно без очков ничего не вижу. Чего это?
Повестка! Мирон выпятил грудь. В армию меня призывают.
Как в армию? застыла Мария. В какую ещё армию?
Как в какую? Ну ты даёшь, мать. В обычную. Будто не знаешь, что мужиков в армию забирают.
Ты мужик, что ли? Руки, облепленные тестом, вынырнули из миски и повисли вдоль бёдер, как плети.
А кто же?! Колесо груди округлилось сильнее.
Господи, как же так? Она опустилась на табуретку. Как же? Тебя ведь там убить могут.
Да ну на Не убьют. Войны-то нет. А вот из автомата пострелять дадут. Мирон заржал, обнажая желтовато-серые от курения зубы. Заглянул в миску. Чё месишь? Пироги? С чем на этот раз?
С морковкой.
Да ну на Чё ты всякую дрань туда суешь? В прошлый раз с гречкой, теперь с морковкой. Сделала бы сладкие.
Варенье закончилось. А морковка, как и гречка, полезна.
Да ну на Кто пироги гречкой начиняет? Ты как придумаешь, мать.
Не учи меня. Я кулинарное училище закончила, лучше знаю.
А! Мирон махнул рукой, положил повестку на буфет и вышел.
Мария встала, вытерла руки о цветастый, перешитый из старого платья, фартук, подошла к буфету, прижала бумажку одним пальцем и уставилась дальнозоркими глазами в расплывшиеся буквы.
Нет. Не может она сыночка отдать. Не может. Один единственный он у нее. Один из пятерых выжил. Все остальные умирали только народившись. Уж и не чаяла она матерью стать, а смилостивилась судьба подарила Мирошку. Семнадцать лет его хранила, да лелеяла, от всех бед оберегала. Сама. Муж давно сгинул. А теперь что? Как отпустить? И куда? В армию?! Войны нет, но порядки там какие? Дедовщина! Сейчас хоть и перестали говорить, но раньше, она помнит, всё время об этом говорили. Даже комитет такой был, специальный, из солдатских матерей. Какие они ужасы рассказывали. Про издевательства и убийства.
В глазах потемнело, и сердце забило набат. Пусть говорят, что всё изменилось, что всё по-другому Врут! Она рисковать не может. Не отдаст сына! Ни за что!
Пока шла в военкомат, мысленно настраивала себя на разговор. Накручивала, заводилась, морщила лоб, хмурила брови. Гнев проступал на лице сжатыми губами, усиливался гневным бормотанием. Прохожие оборачивались, но она не обращала внимания. Плевать. Не до них. Пусть провалятся в преисподнюю.
Эй, куда? крикнул очнувшийся дежурный, когда она проскочила вертушку.
К командиру, бросила через плечо Мария и уверенно толкнула дверь с табличкой Зелёнкин А. В.
Маленький угрюмый человечек в большом кожаном кресле поднял квадратное лицо. Одет он был «по гражданке». Лишённый новым министром обороны военного статуса, Зелёнкин на зло носил одежду «защитного», «камуфляжного» оттенка. Тусклое солнце, пробиваясь сквозь давно немытое окно, упиралось ему в затылок, отчего спрятанное тенью лицо приобретало такой же цвет хаки, как и вся его амуниция.
Чего надо? спросил Зелёнкин хоть и грубо, но не зло.
Просить пришла. Мария расправила брови, придавая лицу несчастный вид.
Просить? Комиссар сжал губы в узел.
За сына, пролепетала Мария.
За сына?
Да. Единственный он у меня, Мария всхлипнула. А его в армию. Я слышала, единственных сыновей в армию не отправляют.
Где это ты такое слышала? Зелёнкин громко кашлянул. Ты что инвалид? Инвалидка?
Нет, упаси Боже, заволновалась Мария. Но он же сирота, без отца рос.
Пнув задом кресло, Зелёнкин встал, сложил за спиной руки и задрал подбородок.
Так вот Если призывник рос в семье без отца и воспитывался матерью-одиночкой, на отсрочку от армии он рассчитывать не может.
Но как же?
Зелёнкин обогнул стол и сделал три шага в направлении посетительницы. Прищурившись, хмыкнул:
Вот была бы ты инвалидом
Мария испугано отступила, упершись спиной в дверь.
Что ж мне ноги себе переломать, что ли?
А это уж как сама захочешь.
Зелёнкин приподнял бровь, постоял, перекатываясь с пятки на носок, потом полез в карман, вынул бумажник, раскрыл, снова хмыкнул и, захлопнув бумажник, всунул его в карман.