VIII
Я стоял перед своей хозяйкой.
Пожар, что ли, случился? спросила фрау Залевски.
Никакого пожара, ответил я. Просто хочу уплатить за квартиру.
До срока оставалось еще три дня, и фрау Залевски чуть не упала от удивления.
Здесь что-то не так, заметила она подозрительно.
Все абсолютно так, сказал я. Можно мне сегодня вечером взять оба парчовых кресла из вашей гостиной?
Готовая к бою, она уперла руки в толстые бедра:
Вот так раз! Вам больше не нравится ваша комната?
Нравится. Но ваши парчовые кресла еще больше.
Я сообщил ей, что меня, возможно, навестит кузина и что поэтому мне хотелось бы обставить свою комнату поуютнее. Она так расхохоталась, что грудь ее заходила ходуном.
Кузина, повторила она презрительно. И когда придет эта кузина?
Еще неизвестно, придет ли она, сказал я, но если она придет, то, разумеется, рано Рано вечером, к ужину. Между прочим, фрау Залевски, почему, собственно, не должно быть на свете кузин?
Бывают, конечно, ответила она, но для них не одалживают кресла.
А я вот одалживаю, сказал я твердо, во мне очень сильно развиты родственные чувства.
Как бы не так! Все вы ветрогоны. Все, как один. Можете взять парчовые кресла. В гостиную поставите пока красные плюшевые.
Благодарю. Завтра принесу все обратно. И ковер тоже.
Ковер? Она повернулась. Кто здесь сказал хоть слово о ковре?
Я. И вы тоже. Вот только сейчас.
Она возмущенно смотрела на меня.
Без него нельзя, сказал я. Ведь кресла стоят на нем.
Господин Локамп! величественно произнесла фрау Залевски. Не заходите слишком далеко! Умеренность во всем, как говаривал покойный Залевски. Следовало бы и вам усвоить это.
Я знал, что покойный Залевски, несмотря на этот девиз, однажды напился так, что умер. Его жена часто сама рассказывала мне о его смерти. Но дело было не в этом. Она пользовалась своим мужем, как иные люди Библией, для цитирования. И чем дольше он лежал в гробу, тем чаще она вспоминала его изречения. Теперь он годился уже на все случаи как и Библия.
Я знал, что покойный Залевски, несмотря на этот девиз, однажды напился так, что умер. Его жена часто сама рассказывала мне о его смерти. Но дело было не в этом. Она пользовалась своим мужем, как иные люди Библией, для цитирования. И чем дольше он лежал в гробу, тем чаще она вспоминала его изречения. Теперь он годился уже на все случаи как и Библия.
Я прибирал свою комнату и украшал ее. Днем я созвонился с Патрицией Хольман. Она болела, и я не видел ее почти неделю. Мы условились встретиться в восемь часов; я предложил ей поужинать у меня, а потом пойти в кино. Парчовые кресла и ковер казались мне роскошными, но освещение портило все. Рядом со мной жили супруги Хассе. Я постучал к ним, чтобы попросить настольную лампу. Усталая фрау Хассе сидела у окна. Мужа еще не было. Опасаясь увольнения, он каждый день добровольно пересиживал час-другой на работе. Его жена чем-то напоминала больную птицу. Сквозь ее расплывшиеся стареющие черты все еще проступало нежное лицо ребенка, разочарованного и печального.
Я изложил свою просьбу. Она оживилась и подала мне лампу.
Да, сказала она, вздыхая, как подумаешь, что если бы в свое время
Я знал эту историю. Речь шла о том, как сложилась бы ее судьба, не выйди она за Хассе. Ту же историю я знал и в изложении самого Хассе. Речь шла опять-таки о том, как бы сложилась его судьба, останься он холостяком. Вероятно, это была самая распространенная история в мире. И самая безнадежная.
Я послушал ее с минутку, произнес несколько ничего не значащих фраз и направился к Эрне Бениг, чтобы взять у нее патефон.
Фрау Хассе говорила об Эрне лишь как об «особе, живущей рядом». Она презирала ее, потому что завидовала. Я же относился к ней довольно хорошо. Эрна не строила себе никаких иллюзий и знала, что надо держаться покрепче за жизнь, чтобы урвать хоть немного от так называемого счастья. Она знала также, что за него приходится платить двойной и тройной ценой. Счастье самая неопределенная и дорогостоящая вещь на свете.
Эрна опустилась на колени перед чемоданом и достала несколько пластинок.
Хотите фокстроты? спросила она.
Нет, ответил я. Я не танцую.
Она подняла на меня удивленные глаза:
Вы не танцуете? Позвольте, но что же вы делаете, когда идете куда-нибудь с дамой?
Устраиваю танец напитков в глотке. Получается неплохо.
Она покачала головой:
Мужчине, который не умеет танцевать, я бы сразу дала отставку.
У вас слишком строгие принципы, возразил я. Но ведь есть и другие пластинки. Недавно я слышал очень приятную женский голос что-то вроде гавайской музыки
О, это замечательная пластинка! «И как же могла я жить без тебя!..» Вы про эту?
Правильно!.. Что только не приходит в голову авторам этих песенок! Мне кажется, кроме них, нет больше романтиков на земле.
Она засмеялась:
Может быть, и так. Прежде писали стихи в альбомы, а нынче дарят друг другу пластинки. Патефон тоже вроде альбома. Если я хочу вспомнить что-нибудь, мне надо только поставить нужную пластинку, и все оживает передо мной.
Я посмотрел на груды пластинок на полу.
Если судить по этому, Эрна, у вас целый ворох воспоминаний.