Элеонора Гильм - Искупление стр 12.

Шрифт
Фон

 Матвейка, иди ко мне.  Аксинья сняла с испуганного парнишки тулуп и рубашку, оглядела костлявое тельце.

 Вот и вот Он переболел уже давно, выбоинки остались.

 Не может быть Он, он это

 Нет, Софья. Кто-то другой. Но сейчас по деревне пойдет. Для детей хворь эта безделица, а взрослого может уморить.

 Ты перенесла в детстве,  откликнулась с печки до того молчавшая Анна.  Можешь не бояться. Гречанка, помнится, говорила

 Да я ничего уже не боюсь,  устало улыбнулась Аксинья.

Несколько дней бабы не спускали глаз с детей, протирали волдыри водным настоем, поили бульоном. Когда они отвлекались на хозяйственные заботы, Матвейка брал на себя уход за детишками.

 Не зря голодранца взяли.  Из уст Софьи слова звучали наивысшей похвалой.

В следующие недели для Аксиньи нашлось много дел по еловским домам пошла ветряная хвороба. Старая Маланья чуть не ушла на тот свет и лишь усилиями знахарки выкарабкалась.

 Мать, Аксинью-то поблагодари,  напомнил Семен, жадно следя за быстрыми движениями Аксиньи, протиравшей выболевшие пятна на лице и теле старухи.

 Что ее, ведьму, блаходарить Могла бы уморила меня. Да Бог хранит.  Упрямая старуха не сдавалась.

Семен усмехнулся и протянул Аксинье горшочек, закрытый куском бересты. Аксинья отодвинула крышку, вдохнула терпкий, летний запах пчелиного клея узы[7].

 Вот спасибо, Семен, редкое средство.

 Долго я его собирал, по крупицам. Тебе надобно

 Многим поможет Спасибо. Пойду я, Семен.

Он хотел что-то сказать Аксинье, но осекся, поймав на себе злой взгляд матери. Будто малолетний мальчишка, не может противиться ей. И гнетет сила ее, и защищает, оберегает от житейских бурь. Как в далеком детстве.

Она пела о милом, что уехал на чужую сторону и бросил ее. Голос, сильный, звонкий, доводил до мурашек.

Миленький ты мой,
Да на что оставил ты меня,
Забери с собой,
Буду я тебе жена.

Счастье обладать такой красой. Рыжик возилась у печи, рядом крутились сын и дочка, они мешали хозяйке и получали от нее шутливые оплеухи.

 Когда ж подрастете? Свекла закончилась, в подпол лезть. О-ох.

 Ты не лезь, я сам схожу!  крикнул Заяц, но жена почему-то его не слышала.

Она взяла светец в левую руку, правой открыла дверь в темный погреб. Узкая неудобная лестница зимой покрывалась наледью. Руки не доходили новую сколотить, все в избе не по-людски, Лукьян Пырьев, отец Ульянки, криво-косо строил, о семье не думал. Все Зайцу переделывать надобно.

 Схожу я, Ульянка.  Гошка подошел к жене и пытался выдернуть светец из ее пальцев. Ничего не получилось, она и не заметила его. Будто бесплотный он, из воздуха сотканный.

По-прежнему напевая, Ульяна спускалась по лестнице. Гошка Заяц в страхе смотрел вниз, следя за огоньком.

Миленький ты мой,
Да на что оставил ты меня,
Да не взял с собой,
Видно, не нужна

Грохот. Вскрик. Опустившееся вниз сердце. Не хватает воздуха.

Песня оборвалась. Жизнь его оборвалась.

Миленький ты мой,
Да на что оставил ты меня,
Да не взял с собой,
Видно, не нужна тебе жена.

Жива! Крепкая, настоящая баба. Нижняя ступенька на честном слове держится. Давно обещал себе сделать, да все некогда.

На ощупь Заяц спускался в подпол, темнота отступила, спряталась по углам. Лучина выпала из светца, огонь занялся на дощатой обшивке короба с морковью да репой. Заяц закидал землей прожорливого зверя. Встал на колени перед распростершейся на земляном полу женой.

Свернутая шея, струйка крови, вытекшая из пухлого рта, что так любил он целовать. Не могла она уже петь о милом.

Жена мертва. И он виноват.

С громким криком Заяц проснулся и прижался к теплому боку Марфы.

 Зайчик мой, все хорошо,  гладила она его по голове, будто малого ребенка.

 Я спать боюсь, каждую ночь она.

 Это диавол искушает. Борись с ним. У нас дитятя будет. Ты слышишь?

Заяц кивнул и крепче прижался к жене. Бог дал надежду.

Аксинья выгнала из избы все домочадцев. Почти всех. Мать спала на лежанке, дочь в люльке.

Парень несмело зашел в избу.

 Здздоровввья вввам.  Еще и заика.

 Не бойся ты меня.

 Не хочу я.  Слишком белая, чуть прозрачная кожа его лица покраснела. Как гребешок у петуха. Аксинья подавила неуместный смешок.

 Скидывай порты.  Она закрыла дверь на засов.

 Скидывай порты.  Она закрыла дверь на засов.

 Не буддду.

Будто не шестнадцать лет парню, а в два раза меньше.

 С бабой в Соли Камской кувыркался? Кувыркался,  ответила за парня Аксинья.

Тот молчал, вперившись в иконы. Может, просил о заступничестве?

 И болезнь худую передала баба?

 Мож, не оннна

 Не покажешь место срамное не помогу тебе. Будет и дальше болеть, зудеть, а то и отвалится.

Никашка распустил веревку. Последняя угроза явно проняла его, заставила забыть про стыд. Порты упали на пол.

Аксинья указала парню на лавку возле печи, куда падал свет от печи и трех лучин в ставце.

 Форма малая Червонные волдыри Часть воспаленная, часть подживает.  Аксинья рассматривала чресла парня и пыталась отвлечься от мысли о странности положения своего. Она на коленях перед молодым мужиком. Надавила пальцем на волдырь. Красный.

Никашка подскочил, потерял равновесие и чуть не упал, в последний момент уцепившись за Аксинью. Тут уже не выдержала, расхохоталась. Рубаха закрывала срамные места парня, но он пытался руками оттянуть ее ниже. Было что прикрывать. Аксинья внезапно почувствовала себя молодой. Парень лет на много младше ее, сущий мальчонка, борода с усами еле пробились на гладком лице, а плоть его вон как засвербила от одного касания знахарки.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги