Разбудить цербера - Евгений Пышкин страница 2.

Шрифт
Фон

 Хвалю за смелость, правда, не совсем удачный пример, но вы, барышня, сами напросились. Что ж, ковыряние в носу это серьезно. Давайте рассмотрит запрет. Почему нельзя ковырять в носу?

 Не эстетично.

 Но вам же никто не мешает ковыряться, скажем, в полном одиночестве, когда за вами никто не смотрит? Чисто механически вы на это способны? Способны. Давайте, как раз этот случай и рассмотрим. В принципе, что здесь такого? Сиди да ковыряй. Но, как правильно заметили, не эстетично выглядит со стороны, мерзко. Но я желаю сосредоточить ваше внимание не на самом пороке, назовем сие действие так, а на источнике запрета. Откуда он? Как он возник? Какова генеалогия?

 Эта правила общественного поведения, так уж заведено,  голос с последних рядов.

 Именно. Так и есть. Заведено. Традиция. Но ее осмысляли? Я не призываю сейчас оспаривать общественный уклад, ставить его под сомнения и, как следствие, публично совершать порочное действие. Я сейчас не касаюсь того умонастроения, возникшего еще в Древней Греции. Имеются в виду киники. Не об этом речь. Я хочу отвлечь вас от автоматического исполнения традиций и осмыслить их заново в свете новых знаний, ведь человечество не стоит на месте, оно развивается. Вы должны осмыслить традицию и тогда, исполняя ее осмысленно, вы будете понимать, где собака зарыта. Давайте, уйдем от данного примера и рассмотрим один момент Поставим вопрос: традиция  это хорошо для общества?

 Да.

 Точно? В каких-то социальных формациях, я помню, была традиция кровной мести, и никто не осудил бы вас за убийство, если оно совершено в рамках законного воздаяния, однако шло время, и принцип «око за око» стал подвергаться сомнению, а затем и вовсе нетерпим. Тоже и со смертной казнью. Сначала посчитали, что справедливость должна восторжествовать в рамках закона, и вновь опять кто-то сказал: казнь казнью, но это убийство, как ни крути, правда, узаконенное. Да, человек виновен, но исправляем ли мы общество, приговаривая преступника к смерти? Становится ли существенно меньше тяжких преступлений? Практика показала, что нет. Кроме того, опять всплыл пресловутый процент судебной ошибки. Статистика вещь упрямая. Поспешно приговаривали человека, а оказывалось, он не виновен, а вернуть уже ничего нельзя. Казнь свершилась. Он мертв. Кроме того, наличие моратория на смертную казнь или его отсутствие никак не сказывалось на преступности. Ведь дело было еще и в эффективности исполнительного механизма. То есть, если человек знал наверняка, что, совершив преступление, он сможет избежать наказания, то какая разница дадут ли ему пожизненное или казнят. Вообще, дело не дойдет до этого, и даже если его засудят, он откупиться, выйдя на свободу.

Фарме, замолчав, окинул взглядом аудиторию. Он поймал себя на ощущении, что уже был здесь. Конечно, помещение института напомнило одну из аудиторий Сорбонны: много дерева, преобладание мягких желто-коричневых тонов. Вдоль противоположной стены за последним рядом мест большие арочные окна.

 Я привел эти два примера, право на месть и смертная казнь, лишь для того, чтобы показать: время идет, человечество меняется, а мораль, производная социальных нужд, тоже трансформируется,  продолжил Фарме.  И теперь я подвожу к основному вопросу в моей философии: что есть мораль? Я говорю о той морали, которую считают вечной и неизменной, сопровождающей нашу цивилизацию миллионы лет. Не является ли она предрассудком? Я прошу вас подумать над вопросом без горячности, без эмоций, взять и разложить все по полкам. Человечество не стоит на месте в своем развитии. Мы наследники старых устоев. Не пора ли пересмотреть их?

Господин Фарме, опять сделав паузу, сложил листки в папку и, закрыв ее, произнес:

 Еще не прозвенел звонок, но я закончил. Пожалуй, на сегодня хватит. Я желаю, чтоб у вас было больше времени для размышлений. Спасибо за внимание. На сегодня все. Надеюсь, ничего необычного или поражающего воображения я не изрек?

Риторический вопрос остался без ответа, да никто и не подумал, что лекция произвела фурор. И, как говорят, грома среди ясного неба не случилось, а небо не упало на землю, но тишина, наставшая после ухода лектора, ясно сказала: речь господина Фарме все-таки затронула души студентов. Знать работы философа  одно, но понимать их  совсем другое. И уж совсем иное  непосредственно увидеть автора этих произведений.

Каждый из учащихся был наслышан о магнетизме (или магизме) личности Анри Фарме. Никто не поверил бы в нее на слово, но, увидев этого человека, что-то произошло в их душах. Оказалось, что есть нечто в его внешности, взгляде и голосе, что перекрывало доводы рассудка. Фарме не сказал студентам ничего нового или захватывающего дух, только красной нитью обозначил основное направление своих мыслей. Но в этой небрежности, скольжении по поверхности было действительно нечто магическое.

Хотя сколько раз Анри Фарме говорил всем, что он человек обыденный и не верит в мистическое, воспринимая мир лишь в одной плоскости. «Моему внутреннему зрению не присущ сквозящий реализм,  как-то произнес философ, останавливая восторг слишком эмоционального почитателя.  Я не разрезаю мир на сегменты и не рисую картины загробных царств. Эта вселенная существует для меня здесь и сейчас, в данной точке пространства и времени, и вы ошибаетесь, приписывая мне то, что несвойственно моему складу ума».

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги