А я смог бы вас толкнуть на убийство.
Напрасно вы так думаете.
Запросто.
Мистер Хилл задумчиво обвел глазами квартал небольшого городка, утопающего в зелени.
Если у человека нет таких наклонностей, никто не сделает из него убийцу.
А я сделаю.
Не может быть!
Сколько вы готовы поставить?
Никогда в жизни не спорил на деньги. Не имею такой привычки.
Черт возьми, есть же такая вещь, как джентльменское пари, сказал мистер Хилл. Ставка один доллар. От доллара до десяти центов. Слушайте, неужели трудно поставить гривенник, а? Да будь вы хоть трижды шотландцем, да еще сомневающимся в своей теории. Разве вам жалко десяти центов, чтобы доказать свою неспособность к убийству?
Странно вы шутите.
Мы с вами оба шутим и оба не шутим. А доказать я хочу лишь то, что вы ничем не отличаетесь от прочих. У вас есть встроенная кнопка. Если я сумею отыскать ее и нажать вы пойдете на убийство.
Мистер Бентли непринужденно рассмеялся, обрезал кончик сигары, пожевал ее безмятежными пухлыми губами и откинулся назад в кресле-качалке. Пошарив в расстегнутом кармане жилета, он выудил десятицентовик и положил на стойку перил.
Так и быть, сказал он и, поразмыслив, вытащил еще одну монету. Ставлю двадцать центов за то, что я не убийца. И как же вы собираетесь доказать обратное? Он хмыкнул и удовлетворенно прикрыл глаза. Сколько лет прикажете ждать у моря погоды?
А мы с вами установим срок.
Неужели? Бентли хохотнул.
Разумеется. В течение одного месяца, считая от сегодняшнего дня, вы пойдете на убийство.
В течение месяца, говорите? Ну-ну! И он рассмеялся: такое предсказание не лезло ни в какие ворота.
Успокоившись, он оттопырил языком щеку.
Сегодня у нас первое августа, верно? Стало быть, первого сентября заплатите мне доллар.
Нет, это вы заплатите мне двадцать центов.
А вы упрямы, как я погляжу.
Вы меня еще не знаете.
Стоял ясный вечер на исходе лета: дул прохладный ветерок, комары не докучали, две сигары горели ровно, а поодаль, в кухне, звякала посуда, которую жена мистера Бентли опускала в мыльную пену. Горожане выходили на открытые веранды подышать свежим воздухом и приветливо кивали друг другу.
Никогда в жизни не ввязывался в такой дурацкий разговор, заметил мистер Бентли, с удовольствием втягивая ноздрями воздух, напоенный запахом свежескошенной травы. Десять минут обсуждали криминальные наклонности, поспорили, каждый ли способен пойти на убийство, и не успели оглянуться, как заключили пари.
Именно так, подтвердил мистер Хилл.
Мистер Бентли в упор посмотрел на своего квартиранта. Мистеру Хиллу было лет сорок пять, хотя его немного старили бесстрастные голубые глаза и землистое лицо, изрезанное морщинами, как вяленый абрикос. Лысая голова делала его похожим на римского патриция, голос звучал напряженно, и во всем его облике сквозила какая-то цепкость: он впивался пальцами в подлокотники кресла, норовил схватить собеседника за локоть, истово сжимал руки, будто молился, и вечно доказывал себе и другим правоту своих речей. С тех пор как он занял комнату в конце коридора а было это три месяца назад, они с хозяином постоянно беседовали о том о сем. Их занимали самые разнообразные темы: весенние нашествия саранчи, апрельские снегопады, сезонные бури и похолодания, дальние страны да мало ли о чем заходит речь за доброй сигарой, дающей умиротворение не хуже сытного обеда; мало-помалу мистеру Бентли стало казаться, будто он знает этого приезжего всю жизнь, с горластого детства и колючей юности до седых волос. И впрямь, до этого времени у них не возникало никаких разногласий. Их дружеские отношения скрепляло то, что говорили они без обиняков и отступлений, двигаясь прямой дорогой Истины, а может, это только казалось вернее, подумал сейчас мистер Бентли, держа в руках сигару, это ему самому так казалось, а мистер Хилл не то из вежливости, не то из тайного умысла прикидывался, что понимает истину точно так же.
Самый легкий заработок за всю мою жизнь, сказал мистер Бентли.
Это мы еще посмотрим. Вы монетки-то держите при себе. Они вам скоро понадобятся.
Мистер Бентли словно в полусне вернул десятицентовики в карман жилета. Не иначе как перемена ветра вдруг повлияла на температуру его мыслей. В какой-то миг внутренний голос спросил: «Ну как, способен ты пойти на убийство? Или слабо?»
Скрепим наш уговор, сказал мистер Хилл.
Его рукопожатие было холодным и цепким.
Не возражаю.
Ладно, жирный червяк, приятных снов, бросил мистер Хилл, поднимаясь с кресла.
Что? вскричал мистер Бентли, пораженный не столько грубостью, сколько внезапностью этих немыслимых слов.
Спи спокойно, червяк, повторил мистер Хилл без тени смущения.
Его пальцы забегали по пуговицам летней рубашки. Глазам мистера Бентли открылся впалый живот. На нем виднелся застарелый шрам. Похоже, это было пулевое ранение.
Ясно тебе? сказал мистер Хилл, глядя в вытаращенные глаза тучного человека, приросшего к креслу. Мне такое пари не в диковинку.
Входная дверь тихо затворилась. Мистер Хилл скрылся в доме.
Когда на часах было десять минут первого, у него в комнате все еще горел свет. Мистер Бентли долго маялся в темноте без сна, но в конце концов на цыпочках выбрался в коридор и уперся глазами в мистера Хилла. Тот не удосужился прикрыть дверь своей комнаты и теперь стоял перед зеркалом, похлопывая, оглаживая и пощипывая свое туловище то в одном месте, то в другом.