— Вы ведь шутите, да?
— Я совершенно серьезно.
— А причина?
— Примерно та же самая, что и у вас.
Мишель не стала делать вид, что не поняла.
— А почему вы так уверены?
— Ваше тело сказало, — негромко ответил он.
Ее глаза вспыхнули.
— Я как-нибудь обойдусь обществом Джереми.
— Не сомневаюсь, что обойдетесь. — Он поднял бровь. — Вопрос в другом — хочется ли вам этого.
— Ну, знаете, со своими делами я разберусь как-нибудь сама, — сухо возразила Мишель. — По крайней мере, лучше вас. Так что почему бы вам не перейти прямо к сути?
— Мне казалось, я это уже сделал.
Она наклонила голову к плечу.
— Уж не думаете ли вы, что я поверю, будто вы не можете отделаться от какой-то женщины? — Предположение ей самой показалось смешным.
— Она вдова моего самого близкого друга, — медленно начал Никос. — Он погиб несколько месяцев назад, катаясь на лыжах.
— Она — ранимая натура и искренне принимает дружеское участие за нечто иное? — подхватила Мишель. — Или, может, это хитрая лисичка, старающаяся заполучить еще одного богатого мужа?
— Вы позволяете себе слишком многое.
Ага, значит, она ударила его по больному месту. А ведь он не ответил на вопрос. Интересно.
— Вы считаете своим долгом оберегать… — Мишель помедлила.
— Саску.
— Саску, — продолжила Мишель, — от всяческих потрясений в течение трудного переходного периода?
— Да.
— Понятно. — Она в раздумье посмотрела на Никоса. — И вот, после единственной встречи вы, по сути дела, похищаете меня, почему-то решив, что мне просто больше нечем заняться, кроме как подыгрывать вам в вашей комедии.
— Но в этом есть и хорошие стороны.
В ее глазах загорелись гневные искорки.
— Назовите хоть одну.
— Масса удовольствия и никаких цепей.
— Небось еще и премия, если я буду выглядеть достаточно убедительно? — с ехидцей спросила она.
Уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.
— Ну, я уверен, что мы придем к взаимоприемлемому соглашению.
Весь вечер был сплошным фарсом с выходками Джереми. Ну а Никос Алессандрос… Это вообще что-то немыслимое!
— Да кто вы такой, что вы о себе воображаете? — сердито воскликнула Мишель.
Он посерьезнел, взгляд стал тверже.
— Кто я такой? Мужчина, который, встретив то, что ему нужно, не боится действовать решительно, чтобы не упустить случай.
Да уж… Мишель до сих пор чувствовала прикосновение его губ, вкус его поцелуя…
— Ищите себе кого-нибудь другого, — сказала Мишель. — А меня увольте.
Его глаза сверкнули, на щеках заиграли желваки. «Ага, не нравится проигрывать», — со злорадством подумала Мишель.
— И вас никак нельзя переубедить?
— Нет, никак.
Он долго и пристально смотрел на нее, словно пытаясь разглядеть что-то в ее лице.
— Хорошо, — сказал он наконец. — В таком случае мы поднимемся наверх, и я провожу вас до дома.
Мишель открыла было рот, чтобы возразить.
— Спокойно, — сказал он.
У Мишель замерло сердце, когда они ступили в маленькую кабинку лифта. Никогда еще она не была в таком смятении и растерянности.
Спустя мгновение они оказались в центральном холле, миновали пост охраны и вышли на улицу.
Менее чем в ста метрах сияли огнями рестораны и кафе с выставленными на тротуар столиками и стульями, придавая общей картине какой-то празднично-курортный вид.
Дом, в котором жила Мишель, находился метрах в пятидесяти, на другой стороне улицы. Подойдя к подъезду, Мишель приостановилась и, повернувшись к Никосу, растянула губы в улыбке.
Благодарить его было не за что, и она не собиралась это делать. Улыбка была всего лишь данью вежливости.
— Вы кое о чем забыли.
Она успела лишь заметить искорки в его темных глазах, и в следующее мгновение он обхватил руками ее лицо и, наклонив голову, впился в ее губы поцелуем, и она почувствовала, как его язык, заставляя ее открыть рот, бесцеремонно проникает внутрь.
«Он очень опытен», — подумала она, и беззвучный протестующий возглас застрял у нее в горле, когда он резко прижал ее к себе.
Жар волной пробежал по венам и загорелся ответным огнем где-то внизу живота. Мишель почувствовала, как ее груди набухают и тяжелеют, а нежные соски, став твердыми, словно бутоны, беспомощно алчут мучительного прикосновения его губ.
«Это сумасшествие, — подумала Мишель, — божественное безумие, совершенно неуместное и не основанное ни на чем».
Словно поняв, о чем она думает, он ослабил напор, постоял, прижавшись губами к ее губам, потом поднял голову и убрал руки.
— Прекрасных сновидений,
тихо проговорил он.
В его глубоких ласковых глазах можно было утонуть. Она хотела что-то сказать в ответ, но не нашлась, а потому молча отвернулась, ввела код, открывавший дверь, и, не оборачиваясь, вошла в подъезд.
«Черт бы его побрал. Наглец и хам, каких только поискать. Притом очень опасный тип», — добавила она про себя, нажимая на кнопку лифта.
Было около полуночи, когда Мишель, приняв теплый душ, легла под прохладные простыни с твердым намерением уснуть.
Сон не шел. В голове одна за другой проплывали картины прошедшего вечера. Высокий темноволосый грек, чей взгляд неотступно преследует ее. Его голос, мягкий, словно шелк. Его руки и губы, теплые, ласкающие и в то же время настойчивые, жадные.
Мишель казалось, что она до сих пор чувствует изысканный аромат его одеколона, чистый запах мягкой шерстяной ткани и свежей хлопчатобумажной рубашки. И еще слабый запах его тела…