На Асино счастье, вчера народу в шестнадцатом кабинете было как никогда много. И Наталья из процедурной почти не выходила. Конечно, трудолюбия у нее не отнимешь, за это ее и ценят и прощают хамский характер. Хотя, с другой стороны, она отлично знает, кому можно хамить (например, Асе), а кому лучше не надо (например, старшему врачу-лаборанту, или старшим администраторам центрального кабинета, или, само собой, дирекции). Или какому-нибудь молодому журналисту!
Как-то пришел парнишка из газеты «Биржа плюс карьера», Ася в тот раз тоже работала на Сенной. Понадобилась корреспонденту лучшая лаборантка, ну, конечно, его сразу направили к Наталье… Он ее и спрашивает: дескать, а не противно вам, такой молодой и хорошенькой, возиться со всякими какашками и писюльками или с кровью, а я вот, мол, крови до обморока боюсь?
Наталья ему пафосно:
– Работа как работа, в медицине с брезгливостью вряд ли поработаешь! Вот как, по вашему мнению, акушерка – это достойная профессия?
– Ну да, – сказал парень. – Еще бы!
– А вы представляете себе, откуда дети появляются на свет? В акушерстве и какашек хватает, и кровищи, и мочи.
Парень ушел весь такой задумчивый, а Наталья, возвращаясь в процедурную, изрекла:
– Наш девиз – подальше от больных, поближе к моче и калу! И вообще, патанатом – лучший диагност!
Она хоть и цинична насквозь, но с посетителями всегда исключительно любезна. Диву иногда даешься! Какую-нибудь старушоночку или старикана под руку выведет, до гардероба проводит. А вчера, к примеру, был у нее на заборе один мужчина (обычные люди дергаются и смеются, когда слышат это выражение: был на заборе, – а лаборантки привыкли и даже не реагируют, они же занимаются забором крови, ну, значит, тот, кто сдавал анализы, был на этом самом заборе), забыл что-то в кабинете, ручку свою, кажется, так Наталья за ним аж на улицу побежала. Ася даже испугалась, увидав, с какой скоростью Наталья вылетела из процедурной. Подумала – не случилось ли чего?! Выглянула в окно, а тот мужчина уже в машину садится. Наталья ему замахала с крыльца, он вернулся, но тут зазвонил телефон на стойке администратора, и Ася отошла, а там и Наталья вернулась с такой победной улыбочкой, как будто ей назначил свидание… ну, там, Александр Домогаров в молодости, какой он был в фильме «Огнем и мечом», или на худой конец – помощник президента по Приволжскому округу… тоже в молодости. И Ася тогда не без ехидства подумала, что зря Наталья так довольно улыбается. Хоть мужчина и очень симпатичный, в самом деле – не хуже Домогарова, и «Ауди» вон у него, однако около этого серебристого «Ауди» его ждала женщина… тоже брюнетка, как та, которая пришла с ребенком и Олегом, только у этой косичка, а у той волосы были распущенными, покрывали ее плечи, как черная мантилья, даже не отличишь, где покрывало волос, а где черненькая кофточка, заправленная в черные же брючки…
Вошла, значит, Наталья с победной улыбочкой и отправилась было к себе в кабинет, но тут Ася вдруг заметила, что на ней разные серьги. Одна – серебряное колечко с синими висюльками-камушками, а другая – просто золотой листочек на цепочке. И Ася возьми да и ляпни:
– Наташ, у тебя серьги разные.
Наталья бросила взгляд в зеркало, на ее лице на миг появилось паническое выражение, но тут же она с презрением поглядела на Асю и процедила:
– Ну надо же, какая она глазастая! Как будто я сама не знаю, какие у меня серьги! Сейчас модно носить разные, это фишка такая, все знают. Никому и в голову не пришло мне что-то сказать, одна ты вылезла. А ты бы лучше молчала, Снегирева, если ни хрена не понимаешь в бижутерии!
И удалилась в процедурную. Но Ася была уверена, что Наталья случайно надела разные серьги в утренней спешке, то-то у нее такая паника мелькнула на лице! Никто ничего не сказал ей, потому что никто ничего не замечал, люди же вообще ничего не замечают, иногда диву даешься, а может, просто связываться с Натальей не хотели, а Ася, на свою беду, мало что внимательная – она по жизни внимательная, вот такая уж уродилась, – да еще и рискнула Наталье замечание сделать. И получила не только вчера, но еще и сегодня Наталья на нее злится. Как пришла на работу да увидела Асю за столом администратора, ее всю так и перекосило. И до сих пор свирепствует.
Ася тяжело вздыхает над своей горькой долей, но в это время из кабинета эндокринолога выходит высокая женщина с вьющимися седыми волосами, за ней врач, и Ася ужасно смущается, что кругом рассыпано стекло, а она стоит, ничего не делает, с дурацким мечтательным видом.
– Ты что-то разбила, Асенька? – сочувственно спрашивает Инна Петровна, врач, и Ася чувствует, что на глаза у нее наворачиваются слезы, потому что даже добрейшей Инне Петровне и в голову не может прийти, что разбила тут что-то вовсе не Ася, то есть как бы само собой подразумевается, что у Аси все из рук валится. – Какой ужасный шум тут был! Дрались, что ли?
– Да так, – бурчит Ася и пониже склоняет голову, чтобы никто не видел, что она вот-вот расплачется. – Ерунда.
– А в процедурной сейчас кто-нибудь есть? – спрашивает посетительница, с благосклонной улыбкой разглядывая себя в зеркало.
На ее месте Ася тоже непрестанно бы смотрелась в зеркало. Надо же, такая уже немолодая, и морщинки, и седина, а выглядит – зашибись, и бижутерия такая фантазийная, и одета в какие-то немыслимые штаны, очень широкие в бедрах и зауженные внизу, и туфли на каблучищах, и свитерок в обтяг, и никакого живота у нее, и грудь вон какая… А этот ворох кудрей! Наверное, когда она была молодая, волосы у нее были рыжие и вились тугими медными кольцами. А сейчас кольца серебряные. Везет же людям – так выглядеть в таком возрасте! Наверное, до сих пор мужчины на нее оборачиваются. А Асю никто и в упор не видит, не то чтобы оборачиваться…
– Процедурная занята, там одна семья, – сдавленно отвечает Ася. – Но они с минуты на минуту уходят. Вы хотите анализы сдать?
– Да, я вот думаю, может, мне прямо сейчас это сделать? – поворачивается седая дама к врачу.
– Да что вы, кровь натощак, с восьми до одиннадцати утра! – останавливает ее Инна Петровна.
– Да, натощак сегодня никак, – усмехается дама. – Я поела довольно основательно. Значит, сдам завтра. А пока… сколько с меня?
Она достает из сумки кошелек, Ася отставляет было щетку, но в эту минуту дверь процедурной начинает открываться, появляется Марина Сергеевна, и Ася, в ужасе вспомнив, что пол по-прежнему не подметен, начинает лихорадочно орудовать щеткой.
– Ну, я тогда сначала в туалет, – говорит дама и исчезает за углом коридора.
* * *
Незадолго до описываемых событий умер Константин Климов. Это был богатый человек, очень богатый. Один из тех мелких провинциальных райкомовских деятелей, которые не испугались девятого вала перестройки, а дали ему подхватить себя, чтобы в конце концов оказаться среди тех, кто управляет им. Перестройка, этот Минотавр, выпущенный из Лабиринта, сеяла страх и разрушение, однако те, кто медленно испускал свой полуголодный дух под ее тяжкой поступью, и знать не знали, как вольно задышали грудью все те, кого поперек горла хватала совковая экономическая политика.
Чуть ли не в каждом магазине, чуть ли не на каждом ларьке появились таблички: «Куплю ваучеры», и бедный народ, не знающий, что делать с этими бумажками, какой в них прок, тащил их на продажу – а то и просто отдавал за бутылку. Какие-то фонды… какие-то гермесы, альпы, пики и иже с ними сулили баснословные дивиденды за эти разноцветные, никчемушные бумажки – ваучеры. Одним из тех, в чьи карманы тек щедрый поток этих «фантиков», как их презрительно называли в экономически непросвещенном народе, был Константин Климов. Он и ему подобные потом становились владельцами предприятий, больших и малых, получали акции банков и богатых компаний, прибирая к рукам так называемую народную собственность.