Так она автоматически изучала всех постояльцев во время обязательного вступительного собеседования, во время которого им предстояло выяснить, какое поведение и какие проблемы их здесь могли ожидать. Случалось, она ошибалась. Но не часто.
– Нам необязательно заходить, – произнес мужчина, представившийся комиссаром Кефасом. – Мы из отдела по расследованию убийств. Дело касается Пера Воллана. Он жил здесь…
– Жил?
– Да, он умер.
Марта стала хватать ртом воздух. Ее первая реакция на сообщение о смерти очередного постояльца всегда была такой. Ей казалось, она делает это, чтобы удостовериться, что сама еще жива. Потом наступило удивление. Удивление оттого, что она не удивилась. Пер ведь не был наркоманом, он не сидел в приемной у смерти вместе с остальными. Или сидел? И потому, что она видела это и неосознанно поняла, обычное глотание воздуха сменилось таким же обычным мысленным комментарием: «Этого следовало ожидать». Но на этот раз все не так. Все по-другому.
– Его нашли в реке Акерсельва, – говорил тем временем мужчина.
У женщины на лбу стояла печать «НА ОБУЧЕНИИ».
– Вот как, – сказала Марта.
– Кажется, вы не удивлены?
– Нет. Наверное, нет. Это всегда шок, но…
– Но люди наших профессий к этому привыкают, правда? – Мужчина кивнул на затянутые пленкой окна: – Я не знал, что «Транен» закрылся.
– Здесь будет модная кондитерская, – произнесла Марта и обхватила себя руками, словно замерзла. – Для мамочек, пьющих кофе латте.
– Они и сюда вторглись. Ладно. – Симон кивнул одному из старожилов пансиона, проходившему мимо на подкашивающихся по-наркомански ногах, и тот молча кивнул в ответ. – Здесь много знакомых лиц, как я погляжу. Однако Воллан работал тюремным священником. Отчет о вскрытии еще не готов, но следов от уколов мы у него не обнаружили.
– Он жил здесь не как наркоман. Он помогал нам, когда у нас возникали проблемы с бывшими заключенными. Они доверяли Воллану. И мы предоставили ему временное жилье, когда ему пришлось съехать из дома.
– Да, мы в курсе. Мне интересно, почему вы не удивились, хотя знали, что он не был наркоманом. Это ведь мог быть несчастный случай.
– А это был несчастный случай?
Симон посмотрел на высокую худышку. Она медлила, ожидая знака с его стороны, и наконец открыла рот:
– Мы не обнаружили никаких признаков насилия, но тропинки у реки – это криминальная территория.
«У реки», – отметила Марта. Строгая мама, поправлявшая ее речь за обеденным столом. «Ты никогда не выйдешь замуж за приличного человека, если будешь разговаривать, как портовый грузчик».
Комиссар Кефас склонил голову набок:
– О чем вы думаете, Марта?
Он ей нравился. Казалось, ему не все равно.
– Думаю, он знал, что умрет.
Полицейский поднял бровь:
– Почему вы так решили?
– Из-за письма, которое он мне передал.
– Здесь написано, что он завещает все свое имущество вашему пансиону.
Его коллега отправила сообщение и кашлянула. Комиссар повернулся к ней:
– Да, фрёкен Адель?
– Теперь больше нельзя говорить «пансион», теперь это называется общежитием.
Кефас искренне удивился:
– Почему это?
– Потому что у нас имеются социологи и медпункт, – сказала Марта. – И считается, что это больше чем пансион. Кроме того, само слово «пансион» приобрело негативное звучание. Пьянка, шум и ужасные условия. Поэтому и решили немного приукрасить действительность и именовать наше заведение по-другому.