Глава 3
Отведенная им палата была светлой и довольно-таки просторной. Кафельный пол и стены. Окна выкрашены белой краской. Железные решетки – единственное, что бросалось в глаза.
Четыре кровати. Две вдоль стены, одна у окна и четвертая сразу у двери.
Никаких тумбочек и шкафов. Пришлось бросить свои вещи на свободную кровать у двери, которую никто не выбрал.
Пожилая женщина выбрала койку у окна. Она по-хозяйски поставила свой саквояж на самый край. Скинула с себя шелковый шарф и устало опустилась на подушку.
– Все бы ничего, но мне ужасно хочется чаю. Такого светлого, с двумя кусочками рафинада. Я всегда такой завариваю.
Она закрыла глаза и потерла виски. Наверное, у нее болела голова. А может это сказывался возраст.
Девушка выбрала койку в углу. Сразу расстелила свежую простынь, наволочкой обернула подушку и расстелила одеяло.
Дверь снова открылась, и в палату въехала коляска. Следом вошел Козырев с двумя сумками, которые поставил у входа.
– Если нужно, вам принесут шкаф и тумбочки.
– Да уж, принесите, – отозвалась старуха, – а то расческу некуда положить. Могли бы догадаться раньше.
Врач не обратил на ее комментарии ни малейшего внимания.
– Душ и уборная прямо по коридору. На них соответствующие таблички. В соседней палате вы всегда можете найти нас с Иваном Григорьевичем. Вы пока располагайтесь. Собрание проведем минут через пятнадцать.
Сказав это, он вышел за дверь. Все трое переглянулись. Хотя волноваться было не о чем, легкая нервозность присутствовала.
– Вам помочь? – девушка обратилась к мужчине в коляске.
– Нет. Я сам. Думайте лучше о себе. Я хоть и калека, но могу сам за собой поухаживать, – и он демонстративно отвернулся.
– Не слишком-то любезно, – вмешалась старуха.
– Я сюда приехал не дружбу заводить, – огрызнулся калека. – Мне незачем быть любезным с вами.
– Это, дорогой мой, не любезность, – продолжила женщина, – это воспитание.
В ответ он только что-то буркнул себе под нос. Она взяла трость и немного облокотилась о нее. Видимо так было комфортнее.
– Настало время нам всем познакомиться. Согласитесь, в машине невозможно это было сделать так, как подобает. Итак, – она оглядела присутствующих и, наконец, представилась, – меня зовут Валентина Константиновна, но вы можете ко мне обращаться по имени. Мне так удобней. Теперь вы.
Она посмотрела на калеку. Какое-то время он молчал, но затем все-таки представился:
– Данил.
– Очень хорошо, Данил, – женщина улыбнулась, – сколько вам лет?
– Тридцать два года.
– Вы женаты?
– Нет, – ее вопросы еще больше раздражали его. – Я не женат и не собираюсь. И вообще, оставьте меня в покое.
Он развернул свою коляску в сторону. Демонстративно одел наушники и включил плеер.
– Надо же, какой нервный, – женщина пожала плечами.
Теперь внимание ее переключилось на девушку в углу.
– А как вас зовут, милое создание?
– Мария.
– Я бы дала вам не больше двадцати.
– Двадцать восемь, – ответила она, рассматривая свои пальцы рук.
– Очень интересно. Мне семьдесят восемь лет. Почти восемьдесят. Как я себя называю втихаря – старая черепаха Тортилла. Отжила свое. Много чего в жизни видела, много чего знаю и понимаю. Но вот сейчас, глядя на вас, детка, я никак не возьму в толк. Отчего вы среди нас? Что вас побудило участвовать в этом страшном эксперименте?
Девушка молчала. Старуха не унималась:
– Я больше никогда не буду молодой. Живу в ожидании заката своей жизни. В свою очередь Данил… Его тоже могу понять. Он взрослый мужчина, побывавший на войне. Без руки и ног, не видит смысла в своей жизни. Думает, что никому больше не нужен. Калека. Ну а ты? Почему ты здесь? Объясни.
Валентина внимательно смотрела на девушку.
– Мне нечего вам ответить, – Мария, наконец, подняла покрасневшие глаза, – по крайней мере, не сейчас. Прошу вас, не расспрашивайте. Не отвечу.
Валентина лишь непонимающе пожала плечами.
– Ну, не знаю, что и думать. Все-таки по мне, так вам нужно замуж, милочка, и детей рожать здоровеньких.
Она притянула к себе саквояж. Вынула из него колоду карт и стала тасовать. Пока Валентина раскладывала пасьянс на своей кровати, Мария прикрыла глаза и откинулась на подушку.
Все трое хранили молчанье. У каждого из них был повод попасть в эти стены. Каждый из них добровольно выбрал этот путь – пошел на эксперимент. Хотя у них было достаточно времени обдумать, никто так и не отказался от своего решения. Все трое – сейчас и здесь – находились в здании клиники.
В дверь постучали. На приглашение войти дверь распахнулась, и в палату вошел Иван Григорьевич, сжимая серую папку. Следом за ним вошел Козырев. В руках он держал тумбочку:
– Кому поставить?
– Мне, – Валентина указала на свободное место подле своей кровати, – вот сюда ставьте.
Пока Козырев возился с тумбочкой, Иван Григорьевич сел на свободную койку и начал разговор:
– Итак, прошу вашего внимания.
Он демонстративно посмотрел в сторону Данила. Тот выключил свой плеер и снял наушники.
– Еще раз вас приветствую в стенах нашей клиники. Вы все – добровольцы. Как я полагаю, знаете о сути нашего эксперимента. Если нет, тогда разъясню. У каждого человека имеется пять чувств. Мы с коллегами полагаем, если лишить испытуемого полностью всех ощущений и стимулов из внешней среды, то он сможет ощутить присутствие Бога. Полагаем, что пять чувств блокируют наше осознание вечности. Без них человек сможет действительно установить мысленный контакт с Богом. Так считаем мы, врачи, и наше братство нам доверяет. Братство ожидает от нас результатов. Назад пути ни у кого из вас нет. В случае летального исхода эксперимента, ваше тело будет кремировано, а урна с прахом передана членам братства для захоронения.
Не скрою, мы с коллегой, – он указал на Козырева, – весьма удивлены, что испытуемых набралось, аж, трое человек. Признаться честно, мы рассчитывали только на одного. Поэтому, считаю нужным разъяснить о дальнейших действиях.
Иван Григорьевич сделал паузу, в ходе которой открыл папку и посмотрел на содержимое.
– Валентина Константиновна, судя по всему, вы – наш первый кандидат. Судя по анализам и рекомендациям врачей, вы абсолютно здоровы. Мечта, а не пациент.
Женщина отложила карты и улыбнулась:
– Я сказала то же самое.
– Не сомневаюсь, вы один из самых верных членов нашего братства. Целиком и полностью верите в наше общее дело. Полагаю, полностью готовы к эксперименту?
– Можете не сомневаться и полностью на меня рассчитывать.
Врачи переглянулись. Что-то их смущало.
– Валентина, – он продолжил, – как насчет сердца? Беспокоит?
– Нет, я полностью здорова. Перед тем, как к вам отправиться, я прошла полную проверку. Ничего серьезного врачи не нашли.
– Да, я вижу, – Иван Григорьевич снова посмотрел на бумаги, – ну что ж, мне все понятно относительно вас. Поскольку вы первая, операция назначена на раннее утро. Ваша задача – хорошенько отдохнуть, выспаться. Почитайте книжицу, примите душ и ложитесь пораньше спать. Никаких грустных мыслей и переживаний.
– Позвольте, – его перебил громкий бас Данила. – А как же мы? Хотите сказать, что мы приехали сюда напрасно?
– Отнюдь, – доктор перевернул несколько листов и проговорил, – еще никто не проводил подобных экспериментов. Если хотите, еще ни один ученый врач не рискнул пойти на то, на что решились пойти мы. Мы первые, кто отважились на это. Посему, ни я, ни мой коллега не знаем, как может пройти операция. Может случиться так, что первый опыт закончится неудачно, тогда вы пойдете следующим. Данил, вы у нас на очереди номер два. Об этом вас уже предупреждали.
Данил кивнул и немного успокоился. В разговор вступил Козырев:
– Мне поручено наблюдать за вами. Если я замечу какие-либо отклонения в вашем поведении или самочувствии, то буду вынужден сообщить руководству. Если они посчитают это важным, то вас исключат из эксперимента. Поэтому мой вам совет: не нервничать и не накалять обстановку. Вам ясно, Данил?