От этих мыслей становится не по себе, но это в любом случае не имеет значения. Подобного не случится.
– Я пойду, – произносит Йоханссон.
Конечно, он никогда не проваливал дела. И опять Филдинг возвращается к старому, предупреждает, как это опасно, делает вид, будто отговаривает, ведь именно это толкает Йоханссона к цели, верно? Настанет день, и он скажет себе: «Теперь можешь остановиться. Ты выдохся». Но до этого дня далеко.
– А Карла? Она сможет тебя туда отправить?
– Она над этим работает.
Филдинг доволен и не желает этого показывать, поэтому отворачивается.
На другом берегу копер методично врезается в грязь.
– Все? – спрашивает Йоханссон.
Но Филдинг еще не закончил.
– Почему я должен отдавать этот заказ тебе? – продолжает он. – Ты не должен в этом участвовать. Тебе не справиться, и ты это знаешь. У всех есть свой лимит, сынок. Даже у тебя. Но ты отказываешься меня слушать, так?
Копер замолкает.
– Вы меня поняли? – опять спрашивает Йоханссон.
Филдинг опускает руку в карман, достает конверт и протягивает ему.
– Что с тобой? – резко говорит он. – Что, черт возьми, происходит? – И добавляет, словно Йоханссон ему отвратителен, словно идет против всего, что правильно: – Не похоже, что тебе так нужны деньги.
Конверт без подписи, гладкая коричневая бумага. Он его не открывает.
– Что этот человек сделал?
– Кое-что нехорошее, – отвечает Филдинг.
Йоханссон запирает дверь, плотно задергивает шторы и вскрывает конверт.
В нем всего один листок: фотография, распечатанная на дешевом цветном принтере на обычной бумаге. Какое-то время он неотрывно смотрит, затем убирает лист в конверт.
Через двадцать минут конверта уже не будет в его руках.
Образ навсегда останется в голове, целостный и четкий.
По какой-то непонятной причине изображение женщины стало для него сюрпризом.
Глава 3
День 2: четверг – день 5: воскресенье
КАРЛА
Вечером в четверг я приглашена на обед – вернее, Шарлотта приглашена, хотя сегодня вечером она вряд ли может составить приятную компанию. После одиннадцати я возвращаюсь в свою квартиру, и меня ждет конверт: его передал ночной портье, направляясь через фойе мне навстречу.
Алкоголь, содержавшийся в двух бокалах вина, испаряется из моей крови за то время, которое мне требуется, чтобы подняться на лифте на свой этаж. Закрыв дверь, я сразу вскрываю конверт и достаю лист бумаги.
Ей лет тридцать, волосы цвета сливочного масла, на фотографии она в сером костюме, пиджак застегнут на все пуговицы. Он выглядит дорогим, как и ее стрижка: женщина может быть, например, юристом в крупной компании, выдержанная, хорошо воспитанная. Ее улыбка как оружие.
Клянусь, мне знакомо это лицо.
Имя ее нигде не указано, нет и подробностей биографии, только фотография.
Что натворила эта замкнутая богатая девочка? Почему кто-то хочет ее смерти?
Но это же просто: она преступница и была осуждена, как и все участники Программы, возможно, по какой-то причине ее лицо мелькало на экранах и появлялось в газетах. Менее чем через секунду перед глазами всплывает первая газетная полоса с фотографией и словом «МОНСТР!».
Должно быть, это месть. Возмездие за некое преступное предательство? Или решение семьи жертвы. Одно из двух. Странно, что Филдинг ничего не сообщил. Нам потребуется больше информации, чем он предоставил.
Пальцы ложатся на клавиатуру. Сеть позволяет мне переписываться с людьми на трех континентах. Незнание компьютерного сленга выдает во мне новичка, но сейчас меня это не волнует, и если это нервирует Финна, то не настолько, чтобы высказываться по этому поводу.
– Финн?
Ответ приходит почти мгновенно.
– К?…
Чувствую его удивление. За последний год Финн, как и остальные в моей Сети, привыкли переписываться с Крейги.
– Есть работа, оплата обычная, интересует Программа, детали: имена, лица, биография, сообщишь только мне.
Мы не можем взломать систему, но нам и не надо. Нам нужно лишь скопировать файлы.
Пауза. Финн думает, или просто сервер работает медленно.
– Срок?
– Срочно.
– Сообщу. – Стандартный ответ Финна. Он стал меня раздражать. Но в жизни все не так, как в кино; это может занять несколько дней или недель. Финн сам не знает. «Сообщу» – все, что он может сказать.
Я прерываю переписку и откидываюсь на спинку кресла.
Днем я опять разговаривала с Филдингом, старалась выяснить детали о клиентах, но не узнала даже их имен: у Филдинга свои понятия о безопасности.
– Они пришли по рекомендации, – только и сказал он.
По рекомендации того, с кем он работал раньше и кто ему доверял и поручился за него. Но он так и не сказал, кто это был. Затем он спросил, как я собираюсь отправить Йоханссона в Программу, и я ответила в его же стиле, сказала, что работаю над этим вопросом. Доверие – улица с двусторонним движением, но мы находимся не на ней. На самом деле я провела весь день в поисках человека, который станет моим ключом в этом деле, хотя сам об этом никогда не узнает. Кандидат на эту роль в данный момент смотрит на меня с экрана. Позже я непременно изучу всю его биографию в поисках факта, который даст мне возможность им управлять, но у меня нет никакого желания копаться в его преступлениях… Вспоминаю о фотографии девушки, переданной Йоханссоном. МОНСТР. Они составят прекрасную пару.
Электронные часы в кабинете переключаются с 23:59 на 00:00. Наступила пятница.
Теперь пришло время поговорить с Крейги.
Я даже не предполагала, что моя жизнь станет такой. Некоторые вещи просто случаются помимо воли.
Я связалась с Томасом Дрю, еще не догадываясь, кто он на самом деле и чем занимается; такое случается с наивными девушками двадцати трех лет. У него был острый ум, мягкие руки и водянистые глаза шарлатана, а также самоуверенность, которой я не встречала ни в одном другом человеке ни до, ни после знакомства с ним. Оно произошло на вечеринке в Кенсингтоне, и через два часа мы уже оказались в постели.
Лишь через неделю я поинтересовалась родом его занятий. Табличка на двери его конторы гласила: «Дрю».
– Расследованиями, – ответил он с улыбкой.
Через месяц я начала с ним работать – слежка, поиски простейшей информации, секретарские обязанности – и только тогда поняла, чем на самом деле он занимается, какую Сеть он создал и кто его клиенты.
Через год я знала дело лучше его самого.
Алекс Крейги работал у него бухгалтером. Лет тридцати, а может, и пятидесяти, в темном костюме, скрытный и осторожный. Мне всегда казалось, что я ему очень нравлюсь. Моим приятелем стал Робби – стаффордширский терьер в облике человека, плотный, истово преданный, опасный. Он был шестеркой в одной мафиозной семье Ист-Энда, но решил завязать, когда умерла его жена, оставив на попечение семилетнего сына. Дрю использовал его для слежки иногда, когда требовалась сила. Однажды очень давно мы с ним поцеловались в машине, когда вели наблюдение за объектом. Этого требовало исключительно дело, но теперь я частенько напоминаю ему об этом моменте, когда хочу задеть и смутить.
В один из дней мы долго нигде не могли найти Дрю. Информация, которую он передал по банковскому делу, оказалась неверной, два человека погибли – их застрелили копы, – влиятельные гангстеры Лондона искали его, чтобы обсудить последствия.
Дрю бежал.
Робби сказал, надо завязывать. Я отправила его домой к сыну. Я была уверена, что и Крейги бесследно исчезнет – сложит финансовые документы в портфель и уйдет, – но, когда я сообщила о своем решении занять место Дрю, он остался.
Мы часто спорили, и сначала и потом, но год назад, когда я решила, что настало время передать кому-то другому работу с системой – снизить риск, заняться своей жизнью, – он оказался тем единственным человеком, кому можно все доверить. Крейги знает мои источники, платит осведомителям, дает мне возможность изолироваться от клиентов. Благодаря ему я могу оставаться невидимой, сохранить руки чистыми и быть в безопасности. Именно он следил за тем, чтобы ко мне не приближались люди типа Саймона Йоханссона. Впрочем, лишь в теории.