Женщина резким тоном спросила:
— Что ты сказал, папа? Повтори.
— Что нам будет очень не хватать Мартина. И мне пора в раздевалку. Рассказала бы Джерарду — мистеру Логану — то, что он хочет знать. Что тебе мешает?
Уходя, он пробормотал извиняющимся тоном:
— Ее зовут Роза, вообще-то она добрая девушка.
Добрая девушка Роза обдала меня такой волной ненависти, что я начал гадать, чем успел досадить ей, если всего несколько минут назад даже не подозревал о ее существовании. Она была угловата и костлява, блеклые каштановые кудряшки стояли торчком. Кожа у нее была сухой и веснушчатой. Одежда на ее худой фигуре висела как на вешалке, и все же в ее личности было нечто чрезвычайно притягательное.
— Э… Роза, — начал я.
— Миссис Робинс, — обрубила она.
Я откашлялся и попробовал снова:
— Миссис Робинс, могу я вам предложить кофе или чего-нибудь покрепче?
— Нет, не можете, — отчеканила она. — И вообще лучше не лезьте не в свое дело.
— Миссис Робинс, вы не видели, кто в прошлую пятницу передал Мартину Стьюкли сверток в коричневой бумаге?
Такой простой вопрос. Однако она крепко сжала губы, повернулась на каблуках и ушла.
Немного выждав, я медленно потянулся следом — Роза шла к рядам букмекеров. Остановившись у будки с табличкой «АРТУР РОБИНС, ОСН. В 1894», она заговорила с двойником Элвиса Пресли. Тот принимал от клиентов деньги и диктовал ставки клерку, который вводил их в компьютер.
У Розы Робинс, основанной явно после 1894 года, было что ему рассказать. Слушая ее, он нахмурился, и я решил отступить. Я достаточно силен и ловок, но по сравнению с собеседником Розы выглядел сущим младенцем.
Поднявшись на трибуну, я принялся терпеливо ждать, пока букмекеры Артура Робинса, а было их трое, закончат принимать ставки на последние два заезда и закроют лавочку. Закончив, они с Розой направились к выходу, и я проводил их взглядом. Эта компания тянула на целый танк.
После окончания заездов Эдди укладывал в большую корзину седла, экипировку и перепачканную одежду, а я терпеливо ждал, когда же он выйдет из раздевалки. Выйдя наконец и завидев меня, он сначала перепугался, а потом покорился судьбе.
— Думаю, Роза вам ничего не сказала, — заметил он.
— Ничего, — согласился я. — Так, может, вы сами ее кое о чем спросите? Ради Мартина. Спросите, точно ли пленка, которую вам дал Мартин, была именно той, что он думал.
Некоторое время Эдди переваривал вопрос.
— Вы хотите сказать, — неуверенно спросил он, — что моя Роза считает, что Мартину дали не ту пленку?
— Думаю, если пленка Мартина и всплывет после всей неразберихи и краж, так только чудом, — признался я.
Он с полной уверенностью в своей правоте заявил, что честно передал мне кассету Мартина. Я сказал, что безоговорочно ему верю. О Розе мы больше не говорили. Потупив взгляд, Эдди пробормотал что-то насчет того, что мы увидимся в четверг на похоронах Мартина, затем, чувствуя очевидную неловкость, поспешно удалился.
Роза Робинс и ее враждебность усложнили и без того запутанное положение. Но никаких удобоваримых предположений о роли, которую во всем этом играла неожиданно возникшая злобная дочка Эдди, мне на ум не приходило.
Тем временем где-то в космическом пространстве болталась кассета с тайной, которую Мартин хотел мне доверить. Я надеялся, вопреки здравому смыслу, что его тайна так и останется тайной на своей неизвестной орбите, а наша жизнь вернется в нормальное русло.
От ипподрома до Бродвея я добирался автобусом. Он заезжал во все придорожные деревеньки, так что в свой магазин я попал только около шести вечера. Помощники сообщили, что звонила Бон-Бон и умоляла меня помочь ей по дому, предложив в обмен обеспечить средством передвижения.