— Он тебе доверял, — в конце концов вымолвила она.
— М-м… — Я бы удивился, если б не доверял.
— Нет, ты не понимаешь. — Бон-Бон подумала и решилась: — Он знал какую-то тайну. Мне ничего не рассказывал, говорил, я буду переживать. Но ему хотелось поделиться хоть с кем-то. О господи… Все, что Мартин хотел тебе сообщить, он записал на обычную видеокассету, а не на дискету или лазерный диск. Я думаю, так хотел тот, кто передал ему информацию, но точно не знаю. К тому же пленку проще посмотреть, сказал Мартин. Ты же знаешь, дорогой Джерард, я в этих компьютерах вечно путаюсь. А с видаком управляюсь легко. Мартин хотел, чтобы я смогла просмотреть кассету, если он умрет, хотя, конечно, всерьез о смерти не думал.
— И он ничего не сказал о том, что записано на предназначавшейся мне кассете?
— Он был нем как рыба.
Я с досадой покачал головой. Конечно же, таинственная информация была на кассете, украденной из моего демонстрационного зала. Той самой, которую передали Мартину, он — слуге Эдди, а тот — мне. Но если бродвейские воры ее просмотрели, а у них была на это целая ночь, зачем им понадобилось грабить еще и дом Мартина?
И точно ли на этой похищенной пленке было записано что-то секретное? Возможно, и нет.
Что, если во второй раз поработал другой вор, ничего не знавший о первом? Ответов у меня не было — одни догадки. Тут, пошатываясь, в кабинет ввалилась Мариголд, готовая вот-вот разлететься на кусочки. Я успел привыкнуть к ней с тех пор, как Мартин с непроницаемым видом представил меня своей пышной теще, увеличенной копии его хорошенькой жены. Мариголд могла бесконечно острить или, напротив, без устали на всех нападать — в зависимости от количества потребленного джина. Но на этот раз смесь газа и алкоголя, кажется, ввергла ее в состояние «пожалейте меня».
Приехала полиция, и дети Бон-Бон описали вора с головы до ног, включая шнурки. Уставившись на них сквозь прорези черной маски, он выпустил из оранжевого баллончика почти невидимую, но мощную струю газа. Они вырубились, не успев сообразить, что происходит. Дэниэл сказал, что под маской у грабителя было что-то белое. Видимо, обычный противогаз, предположил я. Чтобы не вдохнуть газ самому.
Наверное, когда появился я, газ закончился, и пришлось обойтись ударом по голове.
Едва полицейские убрали блокноты, влетел вызванный Бон-Бон врач. Оранжевый цвет баллончика заставил его сбавить темп, нахмуриться и вникнуть в дело поосновательнее. Он и полицейские выслушали Дэниэла, извлекли бумагу и кое-что записали. Врач посоветовал уходившим детективам поискать преступников, имевших доступ к анестезирующему газу циклопропану. Его выпускают в оранжевых баллонах и редко используют — он легковоспламеняющийся и взрывоопасный.
Врач долго и с неимоверным тщанием изучал зрачки, вглядывался в гортань и прослушивал в стетоскоп грудь у каждого члена семейства, после чего объявил всех годными к жизни. Когда представители властей наконец-то удалились, прелесть Бон-Бон заявила, что находится при последнем издыхании и нуждается в помощи. Конкретно — в моей.
Поэтому я остался, занялся одним, другим, третьим — и тем самым избавил себя как минимум от повторного удара по голове: ночью в мой дом на холме вломились и украли видеокассеты — все до последней.
В понедельник, поработав с утра в мастерской, я на такси поехал в Челтнем поговорить со слугой Мартина Эдди Пейном.
Эдди бросил взгляд мне за спину и сказал, что готов помочь, но не может, как ни пытается, вспомнить больше того, что уже сообщил в пятницу.
Пятницу от понедельника отличало наличие женщины лет сорока со свирепым взглядом, стоявшей в двух шагах у меня за спиной. Эдди называл ее дочерью. Снова скользнув по ней невыразительным взглядом, он сказал так тихо, что я еле расслышал:
— Она знает, кто дал Мартину пленку.