Он нарастил жирок на шее и животе. Если он больше походил на промышленника, чем на землевладельца, то это потому, что продал принадлежавший ему контрольный пакет акций судоходной компании, чтобы купить землю и скаковых лошадей.
Он строго заметил, что не одобряет молодых людей вроде меня, которые могут устраивать себе выходные когда заблагорассудится. Я знал: он считает, будто я надоедал Мартину и злоупотреблял его временем, хотя сам Мартин настаивал, что все обстоит скорее наоборот. Если у Бакстера складывалось определенное мнение, он, похоже, не торопился его менять.
Вдалеке в холодной ночи зазвонили колокола, оповещая о великой минуте. Ллойд Бакстер поднял фужер выпить за что-то свое, и я последовал его примеру, желая себе всего лишь прожить январь 2000 года в целости и сохранности. Выказав обычную вежливость, я добавил, что выпью за его здоровье на улице, если он позволит мне отлучиться.
— Разумеется, — невнятно произнес он.
Открыв дверь галереи, я вышел на улицу с фужером золотого напитка и увидел, что множество людей вышли под звезды подышать свежим новогодним воздухом. На улице выше по склону большая компания, взявшись за руки, раскачивалась и горланила «Доброе старое время», пропуская половину слов. Машины еле ползли и гудели, из их открытых окон кричала восторженная молодежь.
Хозяин соседней букинистической лавки энергично потряс мне руку и с незамысловатой доброжелательностью пожелал счастливого Нового года. Я улыбнулся и поблагодарил. Улыбаться было легко. И всегда-то приветливая, деревенька привечала своих жителей и приход Нового года со столь же незамысловатой сердечностью.
Я пробыл на улице дольше, чем намеревался, и неохотно решил возвращаться в магазин — к парусиновой сумке и незваному гостю, чье настроение от моего отсутствия едва ли улучшилось. Распахнув тяжелую дверь, я собрался извиниться, но обнаружил, что это сейчас не главное.
Ллойд Бакстер лежал ничком на полу демонстрационного зала. Я со страхом опустился на колени и нащупал шейную артерию. К моему великому облегчению, я ощутил под пальцами редкое, ритмичное «тук-тук». Может, удар? Или инфаркт? Я очень слабо разбираюсь в медицине.
Потрясающе неудачная ночь для вызова врача, подумалось мне. Я встал и шагнул к столу, на котором стояли касса, телефон и прочее оборудование. Без особой надежды я позвонил в «скорую помощь», но, несмотря на новогоднюю ночь, мне ответили. Я положил трубку и только тут заметил, что сумка с выручкой исчезла.
Я чертыхнулся. Я вкалывал за каждый пенс, руки болели до сих пор. Я расстроился, разозлился и даже предположил, что Ллойд Бакстер оказался на высоте и его вырубили, когда он попытался защитить от вора мои деньги.
Неизвестного содержания видеопленка тоже исчезла. Негодование, знакомое любому, у кого крали и менее важные вещи, привело меня в еще большую ярость. Потеря пленки была серьезным ударом, хотя и не таким, как потеря денег.
Я позвонил в полицию, но там нисколько не всполошились. Полицейских волновали бомбы, а не мелкие кражи. Мне обещали прислать утром детектива.
Ллойд Бакстер зашевелился и застонал. Ночной холод пробрал меня до костей, что уж говорить о Бакстере. За заслонкой стекловаренной печи ревело пламя, и в конце концов, совсем замерзнув, я нажал ногой педаль заслонки и впустил в мастерскую горячий воздух.
Чрезвычайно расторопная бригада «скорой помощи» со знанием дела осмотрела Бакстера, поставила предварительный диагноз и завернула больного в красное теплое одеяло, собираясь везти в больницу. Бакстер на мгновение очнулся, скользнул затуманенным взглядом по моему лицу и забылся крепким сном.
Санитары выспросили у меня все, что я знал о болезнях Бакстера (я фактически не знал ничего). Один из них составил список содержимого его брючных карманов — носовой платок, пузырек с таблетками и ключ от гостиничного номера.
Мне даже не пришлось предлагать отнести ключ в гостиницу, санитары сами меня попросили.