Утром в понедельник она посадила мужа на поезд, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться и не расстроить его. Саша и без того знал, что она не хочет его отпускать. Но ехать нужно: дело есть дело. «Виртуал» собирался расширяться в направлении Урала и Сибири.
Кира стойко держалась, пока поезд, постепенно набирая скорость, полз вдоль перрона. Но как только Саша исчез из поля зрения, не вытерпела и дала волю слезам. На работу сегодня к одиннадцати, Кира заранее отпросилась у Марика. Можно не спешить: сейчас только девять тридцать, а добираться до «Косметик-Сити» всего полчаса. Но, с другой стороны, что ей делать? Гулять под колючим унылым дождем? Кира поежилась и натянула капюшон. Она не признавала головных уборов, не носила ни шапок, ни беретов, ни платков, ни панам. Исключение соглашалась сделать только для капюшонов, да и то скрепя сердце.
Она медленно брела к зданию вокзала. Сашка возвратится только в следующий четверг, значит, придется провести без него не только полторы рабочих недели, но и два выходных дня. Чем заняться? Кира в очередной раз остро пожалела, что у них нет детей. Будь в семье малыши, разлука с мужем не казалась бы такой катастрофой. Всегда нашлось бы чем заняться, не мучило бы это давящее чувство одиночества.
Запиликал телефон. Кира полезла в карман – никак не могла приучить себя класть мобильник в специальное отделение сумки.
Звонила Гелька.
– Проводила? – сочувственно спросила она, не тратя времени на приветствие и прочие формальности.
– Проводила, – вздохнула Кира.
– Настроение, конечно, паршивое?
– Не то слово.
– Ты сейчас куда?
– На работу, куда еще.
– Вечером придешь к нам, – безапелляционно заявила Гелька. – Первый день самый тоскливый. Потом втянешься, время пролетит – сама не заметишь.
– Приду, – с благодарностью согласилась Кира. Она и сама подумывала напроситься в гости к Ковалевым.
– Все, тогда ждем.
Настроение пусть не намного, но улучшилось. Как все-таки здорово, что на свете есть Гелька!
Познакомились они примерно через неделю после того, как Кира стала встречаться с Сашей: пришли к Ковалевым праздновать Рождество.
– Геля – это Ангелина? – спросила тогда Кира новую знакомую.
– Нет, это Гелена, – привычно ответила Гелька, которой абсолютно все задавали этот вопрос. – Мама хотела назвать Галиной, а папа – Еленой. В итоге нашли компромисс.
Саша Кузнецов и Серега Ковалев дружили со школы, вместе учились в университете. На третьем курсе Сергей женился на Геле, через два года родился Борька.
Серега Кире понравился, а с Гелькой они стали подругами – сразу и навсегда. Как будто ждали друг друга. Так и вышло, что под Новый год Кира нашла будущего мужа, а на Рождество – лучшую подругу. Вот и не верь после этого в чудеса! Гельку и Киру связывало нечто глубокое, сокровенное. Они никогда не лгали друг другу, не пытались быть приятными. Не стеснялись рассказывать о себе все до капли, не боялись показаться смешными и нелепыми. Сопереживали, помогали и, что самое главное, радовались друг за друга. Настоящая дружба проверяется вовсе не горем: посочувствовать несчастью может и посторонний, а успехам порадуется только тот, кто любит.
После того, как в жизни Киры появилась Геля, прочие подружки и приятельницы постепенно отошли на второй план, перешли в разряд хороших знакомых. А многие и вовсе пропали из Кириной жизни. Она и не заметила. Такая подруга, как Геля, может быть одна-единственная.
Гелька – удивительный человек. Порывистая, прямая, настоящая. Грубоватая в словах и суждениях, она обладала нежной и любящей душой. Возможно, ей не хватало тонкости или такта. Гелька искренне удивлялась: к чему эти китайские церемонии? Она могла забыть поздороваться, но никогда не забывала предложить помощь тому, кто в ней нуждается.
Борьке тогда было лет пять или шесть, и Ковалевы еще жили на съемной квартире, в панельной хрущобе. Гелька работала в больничной лаборатории: колола пальцы, подсчитывала СОЭ, лейкоциты и гемоглобин. Пахала и днем, и ночью: на две ставки трудилась в своей клинике, подрабатывала в другой больнице. Они с Серегой из всех сил копили на первоначальный взнос по ипотеке, Сережину зарплату откладывали, на Гелькину жили.
А тут еще варикоз вылез, она еле ходила, очень болели ноги. Плакала от боли вечерами, в ванной, мужу ничего не говорила, иначе он бы страшно расстроился и запретил эти трудовые подвиги.
В тот день Гелька шла с ночной смены довольная донельзя. Экономия по итогам года оказалась на удивление внушительной, никто в их клинике такого не ожидал: обычно давали раза в четыре меньше. По мнению всеведущей санитарки тети Паши, новый главврач, назначенный всего месяц назад, еще не успел «зажраться и оборзеть».
Сказано грубо, но верно. Их больница всегда считалась одной из лучших в городе. Платные услуги процветали, люди стремились обследоваться и поправлять здоровье именно здесь. Да и других факторов, которые позволяли «экономить», немало. Только обычно сэкономленные суммы до карманов рядовых сотрудников не доходили, диковинным образом расползались, улетучивались, растекались ручьями и реками. А тут в кои веки (больше такого на Гелькиной памяти никогда не случалось – ни до, ни после) повезло. Поделили по совести.
Для Гельки неожиданный подарок судьбы означал, что нужную сумму они с мужем собрали. Если к ранее накопленному прибавить премию и Серегину зарплату, как раз хватит. Можно будет уволиться со второй работы, перестать надрываться, заняться наконец-то больными ногами.
У подъезда на лавочке кучковались старушки – вечная, неотъемлемая часть городского пейзажа. Состарилась женщина, вышла на пенсию – добро пожаловать в клуб.
Поздоровавшись, Геля принялась рыться в сумке, выуживая ключи. Невольно прислушалась к разговору, тем более что сегодня голоса пенсионерок были громкими, вибрирующими от волнения.
– Вся машина в лепешку! На месте, говорят, померла. Мальчишку оставила.
– Погоди, а отец-то чё?
– А чё отец? Нету! И отродясь не было. Мальчишку, поди, сестрам отдадут. Или в детдом.
– Ну уж и в детдом! Их же трое девок! Сестер-то. Решат промеж себя, кому брать.
– Извините, – Геля нашла ключ от домофона, – а кто умер?
– Светка Волкова, – охотно проинформировала ее тетя Лена, соседка снизу. – Со второго этажа. У ней сынок почти как твой. Колька.
Гелька потрясенно кивнула и скрылась в подъезде. Свету она знала. Они не дружили, но хорошо по-соседски общались, разговорившись однажды, когда дети возились в песочнице. Общих тем у молодых мам полно: как спит, что ест, как привыкает к горшку. За пределы разговоров о малышах не выходили: Светка была замкнутой, закрытой.
От той же тети Лены Гелька узнала, что у нее три сестры, мать умерла несколько лет назад, отец сгинул давным-давно. Сестры – все старше Светы – повыходили замуж и жили отдельно. А Светка была невезучая. Тоже выскочила замуж сразу после школы, вскоре родила девочку. Как молодые жили, неизвестно: они снимали полдома где-то на окраине города, и свидетелей их семейной жизни не нашлось. А потом случилось ужасное: однажды ночью дом сгорел. Светкины муж и дочка погибли, выжила только она одна. Как выяснилось, в тот день они с мужем, как, впрочем, и частенько до этого, немало выпили.
Светка еле-еле пришла в себя. Почти год провела в психиатрической лечебнице, несколько раз пыталась покончить с собой. Потом как-то оправилась, стала ходить в церковь, вернулась жить к матери. Вскоре та умерла, и Светка осталась одна. Но не сдалась и не спилась, как многие предрекали. С той страшной ночи она не выпила ни капли спиртного. Пошла работать на рынок, потом открыла свою точку. Моталась за шмотками в Москву и Турцию, выживала как могла. Родился Коля, и Светка была на седьмом небе от счастья. Жизнь наладилась.