Он сожалеет о них. Для него невыносима сама мысль о том, что один человек
может лишить жизни другого; он говорил мне об этом и не кривил душой. Но он никогда не проявляет ни малейшего интереса к деталям, не
интересуется даже, кто явился жертвой, а кто убийцей, и, если я пытаюсь рассказать ему о каких-либо подробностях, он скучает. Узнав, что
человеческое существо вновь совершило нечто невероятное, он задаст единственный вопрос - заполучили ли мы клиента?
- Клиента нет, - ответил я.
- Но мог быть, раз ты находился там. Ты ничего не ел?
- Три часа назад у окружного прокурора мне предложили сандвич, но мой желудок ответил отрицательно. Он предпочел свидание с тобой. - Фриц
протянул мне стакан апельсинового сока. - Спасибо. Сосиски пахнут расчудесно.
Он не любил разговаривать или слушать чьи-либо рассказы, когда занимался стряпней, даже такой простой, как варка сосисок, поэтому я взял
номер "Таймса", который, как обычно, лежал на столе у моего прибора, и стал его просматривать.
Конечно, убийство не такая уж сенсация, чтобы сообщать о нем на первой полосе, но убийство, совершенное во время широко известного приема
матерей-одиночек в особняке миссис Робильотти, занимало половину первой полосы и продолжалось на двадцать третьей. Однако, так как убийство
произошло поздно вечером, в газете не было ни единой фотографии, даже фотографии моей персоны.
Я расправлялся с яйцами пашот на гренках, когда зазвонил внутренний телефон. Подняв трубку, я сказал "доброе утро" и в ответ услышал голос
Ниро Вулфа:
- Когда ты пожаловал домой?
- Полчаса назад. Сейчас я завтракаю. Было ли сообщение о случившемся во время передачи новостей в семь тридцать?
- Да. Как тебе известно, я не люблю слова "передача". Разве обязательно пользоваться им?
- Поправка. Считайте это трансляцией последних известий по радио. Я не в настроении спорить. К тому же у меня остывают гренки.
- Когда позавтракаешь, поднимись наверх.
Я положил трубку, и Фриц спросил, в каком настроении пребывает шеф. Я ответил, что не знаю, мне на это наплевать.
Я не торопился с завтраком, даже выпил три чашки кофе вместо обычных двух и как раз делал последний глоток, когда вернулся Фриц, который
относил Вулфу поднос с завтраком. Я отставил чашку, встал, потянулся, зевнул, затем вышел в прихожую, не спеша поднялся по лестнице, свернул
налево, постучал в дверь и услышал приглашение войти.
Открыв дверь, я зажмурился. Лучи утреннего солнца врывались в комнату через окно и отражались от необъятной желтой пижамы Ниро Вулфа. Он
восседал за столом возле окна и поглощал миску свежего инжира со сливками. Когда я перечислял затраты по нашему заведению, я мог бы упомянуть о
том, что свежий инжир в марте, доставленный по воздуху из Чили, стоит значительно дороже выеденного яйца.
Он взглянул на меня.
- Ты в растрепанных чувствах, - отметил он.
- Да, сэр. А также раздражен. А также посрамлен и разбит. По радио сообщили, что она была убита?
- Нет. Только то, что она умерла от яда и что полиция ведет следствие.
Твое имя не упоминалось. Ты впутан в эту историю?
- По самое горло. Одна из подружек погибшей рассказала, что у нее в сумочке пузырек с ядом, и я не спускал с Фэйт глаз.