Та открыла пошире глаза под накладными ресницами, чтобы последние не мешали, и при-строила бинокль.
– Пикетирует.
– Она? – Перл возвела очи горе. – Всю жизнь я старалась внушить чувство фамильной гор-дости своему ребенку, и вот наконец плоды: Руби возвысила свой голос против этого алчного янки…
– Она требует, чтобы мэр исполнил свое обещание и построил приют для падших жен-щин, – отрапортовала Опал. – Во всяком случае, так написано на ее плакате.
– А что там насчет пародии на присвоение парку имени этого янки?
– Нету… Насчет парка ничего.
Перл опустилась в протестующе заскрипевшее белое плетеное кресло. Обмахиваясь блок-нотом Опал, она рассматривала Мэгги.
– Стоит ли удивляться, что, имея такую мать, как Руби, ты покидаешь лоно своей семьи!
– И без молодого человека, – еле слышно добавила Опал.
– Ну, мы ведь не хотели бы, чтобы Магнолия сейчас уезжала с молодым человеком. Не так ли? – Перл вздернула брови. – А если бы и так, то только в том случае, если бы этот молодой человек стал ее мужем.
Статус Мэгги, девушки, получившей прекрасное образование, но рожденной вне законного брака, служил источником постоянных трений в семье. И хотя она очень любила трех женщин, вырастивших ее, сейчас появилась возможность – может быть, последняя для нее – вырваться из беспокойного родового гнезда и найти свой путь в жизни.
– А почему вы считаете, что у меня нет молодого человека? – спросила она.
– Даже если и есть, то не тот, кто тебе нужен, – заявила Перл.
Редко соглашавшаяся с ней Опал кивнула головой:
– Это верно, дорогая. В тебе не чувствуется той пылкости.
Чем дольше Мэгги жила в этом доме, тем больше подозревала, что никогда не найдет того, кого полюбит с «той пылкостью».
Судя по донесшимся звукам аплодисментов и приветственных криков, торжественное от-крытие завершилось. Но Опал и Перл продолжали перечислять имена тех, кто обманул их дове-рие, не присоединившись к бойкоту церемонии. Мэгги подумала, что неотвратимое возмездие настигнет предателей не позже чем через неделю.
На лестнице послышались шаги.
– Мама? Я думала, сегодня тебя не будет еще долго.
– А я думала, что ты давно уже уехала. – Мать Мэгги внесла плакат. Он был присоединен к прочим, из которых Руби выбирала нужный для очередного пикетирования.
– Не подначивай ее, Руби, – остановила дочь Перл.
– Почему бы ей и не уехать? – Широким шагом Руби прошла в спальню и сменила дочь на ее посту возле стремянки. – Мэгги следует научиться содержать себя самой, чтобы не зависеть от мужчины.
– Но мужчины иногда бывают так… мужественны. – Вздохнув, Опал умолкла.
Перл отобрала у нее бинокль.
– Она могла бы остаться в Джефферсонвиле и занять подобающее ей место в здешнем об-ществе…
Мэгги все это уже не раз слышала; пора было уезжать.
– Всем до свидания! – пропела она. – Я должна собираться.
– Прямо сейчас?
– Да, бабушка.
– Но ты пропустишь чай! – воскликнула Опал.
– Через несколько недель я вернусь на парад Четвертого июля. – Она по очереди обняла всех троих.
– Какой может быть парад после всего этого! – с раздражением воскликнула Перл. – Мо-жет быть, они еще попросят этого янки быть Дядюшкой Сэмом?
Руби хмыкнула:
– Или поручат ему исполнять роль Ла Рю Джефферсона!
– Руби!
Мэгги выскользнула из комнаты, бесконечно благодарная мистеру Стюарту из «Стюарт компьютерс». Ввиду созданной им угрозы знаменитому имени Джефферсонов все три женщины будут слишком заняты, чтобы вмешиваться в ее личную жизнь в Атланте.