Не по размеру шапочка,
Снятся дурные сны?
Панночке ночью грезится
Свет золотой Медведицы
В небе над мостовой.
Панночка бредит звёздами,
Лёгкой, неслышной поступью
Снова бежит домой.
Девушка не спесивая,
Пусть иногда плаксивая
Всё же – и страж дорог?
Следом за ней бессонница;
Панночка в листьях кроется,
Странная до сапог.
Кто на колени клонится,
Кто среди поля молится,
Слёзы даря земле?
Это дурная панночка.
Вот и намокла шапочка,
Руки опять в смоле.
Что происходит, милая?
Писаны судьбы вилами.
Ложь – это способ жить.
Что же Вы в поле плачете,
Будто за стены прячете
Всю молодую прыть?
Полно рыдать, не спрячете,
Воду за стены прачечной
Все же придется слить.
Кто-то поможет. Надо же!
Если не так? Вы барышня!
Всем укрепленья срыть!
…Нежная, славная панночка,
Милая польская панночка,
Лекарь давно оглох!
Вот, догнивает палочка,
Позеленела шапочка
И приготовлен гроб.
Выход, камнями стоптанный,
И Прометей прикованный.
Ясен другим исход.
Так что смиритесь, панночка,
Часики встали, панночка,
Кончился их завод.
Властители мира
(Постапокалиптическая антиутопия)
«Всего два выхода для честных ребят
Схватить автомат и убивать всех подряд
Или покончить с собой,
Если всерьез воспринимать этот мир».
Егор Летов.
Мы этот мир с тобой купили в складчину.
Купили вотчину, продали Гатчину.
Своей энергии сама растратчица,
Себе подрядчица, себе же вкладчица.
Ловить мне в вотчине, конечно, нечего,
Я здесь последняя, я здесь банальная,
Я на скале лежу с пробитой печенью,
Орёл, наручники, тщета провальная.
Я Прометеем смелым вам
Принёс огонь и фимиам,
Принёс открытие, привёз событие.
А вы затушите костры,
Вы расточительны, ослы,
А я спалю дома
и перекрытия.
Не надо ждать века, не надо мять бока,
Пока Иванушка заблеет козликом,
Домой бежать пока – и за рога быка,
И зло размножится проклятым кроликом.
Мы этот мир с тобой уже почистили,
Он весь повырезан, и мусор высосан,
Летают «маечки» по полю чистому,
От всех повылизан, из книги выписан.
Все люди счастливы в своих коробочках,
Ни электричества, ни телевизора,
Подземный сон одних, других по полочкам
Разложат местные под страхом вируса.
И больше никаких проблем —
7 миллиардов гнутых клемм.
Мечта историка, мечта искателя.
Эй, приглашаем на концерт
В поддержку добрых низких цен
На все оружие для всех мечтателей.
Ведь мы властители, Земли блюстители,
Ее поклонники, её читатели.
Оборонители или спасители,
Двойная серия, двойная братия.
Мы этот мир с тобой купили в складчину,
И здесь убить легко, и здесь любить легко,
Другим – потрачено, а нам – заплачено,
Полчеловечества наш ветер вылакал.
Томятся кости их, гремят запястья их
Под слоем почвенным, в гробу сколоченном,
А мы властители сосновой вязкости,
Растущей похоти, встающей в очередь.
И если ваше колдовство
Мое исправит шутовство, —
Я буду выжженной, как степь иссохшейся.
И если первый у богов
Стал Прометеем средь орлов, —
Пускай и власть моя теперь раскрошится.
Когда последний мерзкий тип
В немую Вечность отлетит,
И я отделаюсь, и я отмыкаюсь.
Но вдруг возможно полагать,
Что нам с тобой, церковный тать,
Дадут раскаяться, и я… допрыгаюсь?
Жизнь – показательная функция
Жизнь – показательная функция,
Но с отрицательной динамикой.
«Вы спите все, а мне проснуться бы», —
Вопит с охрипшего динамика.
Вы в полусне живете кварцевом,
Я – над стеклянными могилами.
Но мне не лучше. Мне – остаться бы!
Терять себя, по нотам клацая…
А я в пучине, место – гиблое.
Меня в желе законсервируют,
Анабиоз – и в холодильнике
Нет хода чувствам. Импонируют
Им разногласия с ботинками —
На два размера отстающие
От темпов роста и инфляции…
Остатки личности расплющило,
А мне бы выжить, коль отпущено,
Терять себя, по нотам клацая.
Не каждый вечер концентрирует
Вокруг себя хвосты агонии,
Но смрад и ныне концертирует,
Чтоб вены вдеть в ушко игольное.
Острей катаны режут ножницы,
Чтоб кожемяка позавидовал,
Каков пергамент у заложницы —
И по рукам стекают рожицы,
Давно отжившие, безвинные.
Житьё-бытьё линейной функцией
Не может быть ни в коем случае,
Вот полицаи экзекуции
Несут с собой мечи двуручные,
За мной придут, потом помилуют,
Потом опять пошлют карателей…
17 лет по полю минному,
Грехов-то нет, а так – отмыла бы,
Как злато в ситечке старателя.
Ну разве грех – моё прошение,
Мое единственное рвение?
За что просить у вас прощения?
За то, что сырость внутривенная
Вокруг напачкала, нагадила?
Одна моя судьбина тленная,
И вам нежданно и негаданно
Придет ответ о том, что крадено,
О том, что я – военнопленная.
Лижи мои шрамы
Не чующий брака,
Плати за свои неустойки
Лижи мои шрамы
Бездомной собакой,
Что дети нашли на помойке.
Ласкайся котенком,
Пропавший в бараках,
Вину не загладишь нисколько.
Подбитый орлёнок,
Не чующий брака,
Плати за свои неустойки.
Восток окровавлен,
Лучистые змеи
Запрыгнуть хотят на колени.
«Я профи по травле,
Обидеть умею», —
Висит на доске объявлений.
Вот только не вздумай
На мне отыграться:
Иначе лавиной незваной,
Стихией безумной
Сметённый повстанец,
Отправишься в мрак первозданный.
Лижи мои шрамы,
Не чующий брака,
Ты сам нацарапал: «Помилуй!»
Цепляйся за драму
Бездомной собакой,
Что дети
Найдут
На могиле.
Ответ на стихотворение Роберта Рождественского «Тихо летят паутинные нити»
…Я не вернусь. И, наверно, логично —
Хорошего (вкупе с плохим) понемногу.
Смерть-криворучка поймает с поличным —
Никто не успеет прийти на подмогу.
Воздух медовый, и в нём паутина,
Сплетённая будто из солнечной пряжи.
Я не готов к затяжному пути, но
Меня провожают намёки присяжных:
«Жил ты неправильно, жил ты впервые,
До сути земли не дошёл в полной мере,
Так и не понял, играя навылет,
Что всё бездуховное суть эфемерно,
Чем же ты клялся, кому присягал ты,
Вслепую бредя, натыкаясь на ямки?»
Я отвечал: «Мы здесь все делегаты,
Не лучше щенка, что отобран у мамки…
Люди по сути своей любопытны,
Но как же идти? Ведь маршрут неизвестен!
Новые люди всегда следопыты!
Рождён на Земле – в неизведанном месте!
Как поступить – не дают нам инструкций,
И точно не знаешь, как вычислить бестий,
Даже прожив целый ВЕК средь безумцев,
Умру на Земле – в неизведанном месте!
Вот почему все мы ходим вслепую
И все увядаем, как красные маки…
Я заявляю, нет, я протестую:
Людей, как щенков, отбирают у мамки!»
Только не всё в речи этой логично:
Ведь я не успел досказать лишь немного!…
Смерть-криворучка поймала с поличным!
Никто не успел прибежать на подмогу.
Кончился суд и запущены титры,
Взяла меня смерть – беспощадный гонитель.
Воздух медовый, и в нём паутина,
Осевшая пылью на мрачном граните…
А я не вернусь.
Вы меня извините.
Чисто философически…
Господство разума
Заросло крапивой,
Господство сердца
Выдано науке.
Господство разного —
Сколько ни кропи, но
Законы специ-
Фичней. Мы же внуки
Победы общего
Над собой и частным,
Победы многих
Над одним вселенским.
Угасла мощь его,
Стал мощами Чацкий,
Усохший в смоге
Близ канатной лески —
Канат был тоненьким —
Он ходил исправно
И километров
Выгулял довольно:
Стал гипертоником —
Пенсия и справка,
И в карте мета:
«Выпущен на волю…
Простите… выписан»
На покой и телек,
На чай с душицей,
Безмятежный отдых.
Больница. Вывеска.
Бунт окончен. Темень.
«Нашли плешивца,
Чтоб катать им оды!»
Кряхтел наш дедушка,
Но без результата.
Законы специ-
Фичны. Всё полярно.
«Куда я дену что?
Плюньте на лета-то!
Задору, специй
У меня – поляна!»…
А деду – двадцать, и
Все теперь такие.
Благоразумны,
Будто пуритане.
Надежда нации
Лечится текилой,
Играет в «зуму»,
Борется с летами
И лишь в фантазиях
Ищет приключений,
И лишь в подкорке
Бесится, бунтует.
Не станет Разиным
Дед. Ему блокчейна
Подай. Подпорки
Лучше Сабантуя.
Господство разума
Выдохлось крапивой.
Я это в шутку —
Слушайте вполуха.
Так много разного —