В отличие от внешнего вида, внутренности были в идеальном порядке. Устранить неисправность было для меня плевым делом. Я немало часов провел лежа под командирской волгой, служа в армии. Да и после армии мне не раз приходилось ремонтировать машины своим друзьям и знакомым. С закрытыми глазами я мог разобрать любой двигатель и поставить его на место. Захлопнув капот, я повернулся к Тюлькину, который все еще недоверчиво косился на меня.
– Вроде готово, – я оглянулся по сторонам в поисках тряпки, чтобы вытереть руки.
Тюлькин уловил это и протянул мне кусок ветоши.
– Так ты говоришь, что документы будут готовы недели через две? – Тюлькин обращался к Соломону.
– Да, да, – соврал старик. – Может и раньше.
– А, черт с тобой! – начальник махнул рукой. – Уговорил. Но, если что…
– Ручаюсь, как за самого себя, – Соломон начал рассыпаться в любезностях, но Тюлькин его уже не слушал.
– Пойдем, – кивнул он мне. – Я скажу, чтобы тебя оформили. А документы принесешь, когда сделаешь.
Я послушно двинулся следом за Тюлькиным. Соломон, пронимая, что его миссия на этом закончена, отправился домой. Отойдя пару шагов, он остановился и, повернувшись ко мне, спросил.
– Дорогу обратно найдешь?
– Постараюсь, – солгал я старику.
«Какое постараюсь? Я знал этот путь от и до, я знал каждый поворот, каждую выбоину на асфальте. Но зачем старику об этом знать? Ведь я был для него, для всех, впрочем, и для себя самого приезжим из другого города, пришельцем из другого мира».
Я прошел за Тюлькиным в отдел кадров, который, как и много лет назад, располагался на первом этаже административного здания. С тех времен мало что там изменилось, если не считать людей, которые там работали. Все те же полосатые обои, все тот же вытертый линолеум, все те же герани на окнах. Тюлькин окинул взглядом кабинет и, мотнув головой в сторону пустующего, заваленного бумагами стола, обратился к девушке с пышной копной каштановых волос. Она сидела за соседним столом, и что-то печатала на машинке. В отличие от ее соседки, на столе был идеальный порядок.
– А где Лариса Васильевна? – Тюлькин подошел в девушке.
– На больничном, – не отрываясь от работы, ответила девушка.
– Значит, вы, Люсенька, сегодня за главного?
– А что? – девушка не обращала никакого внимания на начальника.
– Вот, Люсенька, – самодовольно произнес Тюлькин. – Принимайте в наши ряды пополнение.
Люсенька на мгновение оставила свою работу, бросила взгляд на меня и снова застучала по клавишам.
– Иван Прокофьевич, вы же знаете, что без Ларисы Васильевны я не могу. Вы же ее знаете.
– Люсенька, – Тюлькин склонился к девушке. – Это такой пустяк. Если что, сошлетесь на меня.
– Вам легко говорить, – было видно, что Люсенька явно недолюбливает свою сослуживицу. – А мне потом выслушивать.
– Я сам ей скажу, – настаивал Тюлькин.
Это звучало убедительно, и Люсенька согласилась.
– Документы с собой? – не отрываясь от печатанья, бросила она в мою сторону.
– Понимаешь, Люсенька, – Тюлькин зашептал на ухо девушке, как будто не хотел, чтобы его слышали окружающие, хотя кроме нас троих в кабинете никого не было. – Тут небольшая загвоздка. Ты его оформи, а документы он принесет попозже.
– Иван Прокофьевич, – девушка удивленно вскинула брови. – Вы понимаете?
– Я все понимаю, – Тюлькин покосился на меня. – Под мою ответственность.
– Ну, если только под вашу, – Люсенька обречено вздохнула.
– Понимаешь, – Тюлькин снова зашептал на ухо Люсеньке. – Ты его оформи, а документы он принесет попозже.
Девушка снова недоуменно посмотрела на начальника, но возражать не стала. Отодвинув машинку в сторону, она выудила из соседнего стола толстую папку и протянула мне листок бумаги.
– Пишите заявление.
– А у вас образец есть? – я не хотел с первого дня показаться неучем в таких делах.
– Вот, – девушка протянула мне исписанный листок.
Я медлил.
– Что еще?
– У вас ручки лишней не будет?
Люсенька озабоченно вздохнула и протянула мне ручку. Я быстро стал строчить заявление. Тюлькин все это время что-то шептал на ухо девушке. Та мило улыбалась и пыталась убрать с лица непослушную каштановую прядь, которая все время мешала ей. Я быстро набросал заявление и протянул его девушке. Та пробежала глазами по листку и передала его Тюлькину. Тот, в свою очередь, не глядя, поставил на нем свою подпись.
– Ну, вот ты теперь наш работник, – обратился он ко мне и направился к выходу.
– Иван Прокофьевич, – остановила его Люсенька. – Каким числом оформлять?
– Завтрашним, – ответил Тюлькин.
– А кем?
– Ну, – Тюлькин задумался. – Оформляй пока механиком, а там посмотрим. Да, как тебя звать то?
– Борисом, – я еле вспомнил свое нынешнее имя. – Борис Сазонов.
– Ну, Боря, Люсенька тебе все объяснит, все расскажет. А мне пора идти работать.
Тюлькин вышел за дверь. Я остался один на один с Люсенькой.
– Фамилия, – Люсенька начала заполнять бумаги.
– Столяров.
Девушка удивленно посмотрела на меня. В заявлении значилась совершенно другая фамилия. Я понял свою ошибку и поспешил исправиться.
– Сазонов.
– Имя, Отчество.
– Борис Алексеевич, – мой разум упорно не хотел привыкать к новому имени.
– Год рождения.
– Шестьдесят восьмой.
– Образование.
– Среднее специальное.
– Семейно положение.
– Женат, вернее холост.
Девушка снова недоуменно посмотрела на меня.
– Холост, – я понимал, что выгляжу довольно глупо.
Люсенька продолжала заполнять какие-то бумажки, попутно задавая мне вопросы. На некоторые я отвечал сразу, не раздумывая. Некоторые вопросы ставили меня в тупик, и мне приходилось делать над собой усилие, чтобы ответить правильно.
– Домашний адрес, – мой допрос подходил к концу.
Я снова задумался. Сообщать свой старый адрес было бы бессмысленно. Называть адрес Соломона было бы бестактным.
– Где вы прописаны? – девушка нетерпеливо поглядывала то на меня, то на часы.
– Да пока нигде, – пожал я плечами. – Я думал, может у вас есть какое-нибудь общежитие.
– Иван Прокофьевич об этом ничего не говорил, – заметила девушка.
– Я знаю, – вид у меня был довольно жалкий.
Еще ни разу в жизни мне не приходилось испытывать такое унижение, как сейчас. Я был полностью в руках этой молоденькой девчушки. Один неверный шаг, одно неверное слово могло все испортить. И что потом? Снова пытаться доказывать себе, доказывать окружающим, что я не Сазонов Борис Алексеевич, а Столяров Алексей Николаевич. Что в этой жизни у меня есть квартира, жена, маленькая дочь. Что я имею право на все это. Но только кто в это поверит, если я сам в это уже не верю. Есть лишь чудовищная ошибка глупой медсестры, присвоившей мне чужое имя, чужую жизнь. Есть лишь бесполезная помощь врачей, давших мне чужое лицо. Лицо, с которым мне придется учиться жить заново.
Мне хотелось плюнуть на все, и выйти из душного кабинета. Но я повел бы себя, как последний мерзавец, махнув рукой на снисходительность Тюлькина, на фарисейство Соломона, да и эта девушка пошла мне навстречу вопреки какой-то там Ларисе Васильевне. Я мог наплевать на себя, но я не мог оттолкнуть людей, которые мне дали шанс на возвращение.
Люсенька, видя мою заминку, сняла телефонную трубку, набрала номер.
– Иван Прокофьевич? Я по поводу новенького. Что мне с ним делать? У него нет прописки, а вы же сами знаете, что без прописки я не могу принять его на работу. Что? Конечно. Вы думаете, что есть? Спасибо.
Девушка, не кладя трубку, стала звонить по другому номеру.
– Татьяна? Привет. Это Люся. Да нет, как обычно. Пока одна. Мегера на больничном. Да, отдыхаю. Вся в бумагах. Не знаю, когда и разгребусь. Слушай, я чего звоню. Тут одного нужно к тебе пристроить. Я знаю, что нет. Но ты постарайся. Это протеже Тюлькина. Поищи. Уплотни. Это ты сама к нему обращайся. Мне велено, вот я и выполняю. Что? Хорошо. Пусть зайдет после обеда? Договорились. Нет, никуда. К тебе? По какому это поводу? Слушай, я совсем забыла. Хорошо, что ты напомнила. Во сколько? В три? Приду. Обязательно приду. А кто будет? Только свои? Я знаю твоих своих. Васька будет? Да так, ничего. Что ты! Это не я за ним, это он за мной бегает. А я не тороплюсь. Успею еще. Ну, ладненько, у меня тут клиент. Я тебе потом перезвоню. Пока.