– Ну для расследования это большого значения не имеет, – вставил Махоркин.
– Имеет. Нам необходимо составить психологический портрет убийцы. Узнать мотивацию. Кто это был? Случайный человек, маньяк, фанатичный поклонник, псих-одиночка? Специально ли он выслеживал Лебедеву или жертвой могла стать любая девушка, прогуливающаяся поздно вечером одна в глухом месте. Если мы это определим, то сможем сузить круг поиска.
– Заждались? – В дверях показался красный козырёк. – Хорошо устроились, кофе распивают.
Махоркин открыл, было, рот, чтобы выговорить Волкову за опоздание, но передумал. Всё равно это не возымело бы результата, а время будет потеряно.
– Фотографии принёс?
– Вот не гостеприимный ты, Махоркин. Злой. Может, я тоже кофю хочу.
– Остыло, пока ты добирался.
– Да ладно. Вот ваши фотографии. – Долговязый судмедэксперт вынул из папки стопку снимков и протянул Махоркину.
– Давайте уж мне. – Лена выхватила фото и впилась в них глазами.
Махоркин был прав – вглядываясь в то кровавое месиво, где должно быть лицо женщины, Лена почувствовала лёгкое головокружение.
– А вот предварительное заключение экспертизы. – Волков достал из той же папки сложенный вдвое лист бумаги.
– Уже? – удивился Котов.
– Ну пока тут некоторые кофеи распивают… – Волков многозначительно посмотрел на Махоркина, – мы – работники интеллектуального труда, делом занимались.
– Ладно, говори уж, не тяни.
– Зачитаю главное. – Судмедэксперт развернул лист и с выражением продекламировал: – Смерть наступила в результате множественных ножевых ранений. После смерти жертва была неоднократно изнасилована.
– Получается – он её сначала убил, – заключила Рязанцева, продолжая рассматривать снимки.
– На теле обнаружены следы побоев, а это позволяет предположить, что жертва сопротивлялась, – добавил Волков, – причём достаточно уверено.
– И, чтобы справиться, ему пришлось её убить, – продолжил рассуждения Котов. – По-видимому, она своим сопротивлением очень его разозлила. Балерины они на вид только хрупкие, но гоняют их там, в театре, как настоящих спортсменов.
– А почему мы решили, что это Лебедева? – Вопрос Рязанцевой прозвучал, как гром среди ясного неба. – У нас что, есть заключение дактилоскопической экспертизы?
– А кто ещё? – растерянно спросил Ревин.
– Я не знаю, но это не Лебедева. – Лена протянула фотографии Махоркину и повернулась к Котову. – Лицо, конечно, обезображено настолько, что сличить с портретом я не могу. Но ты сам сказал – на вид хрупкие… А теперь посмотрите на лодыжки и щиколотки трупа. У балерины щиколотки тонкие, а икры накаченные. Я почитала немного в интернете, так вот, в хореографических училищах ведут очень строгий отбор. Не каждая девочка может его пройти, здесь играют роль физиологические особенности строения. Хрупкость достигается не только ежедневными тренировками и постоянными недоеданиями, это врождённая особенность.
– Ну, глядя на Волочкову – этого не скажешь. Дама она достаточно видная, и формы у неё очень даже выдающиеся, – возразил Ревин.
– Потому из балета и попёрли, – глупо захихикал Волков.
– Волочкова стала жертвой интриг, – вступилась за балерину Рязанцева. – Возможно, её формы несколько не укладываются в установленные непонятно кем рамки, но это говорит только в её пользу. На своём примере она доказала несостоятельность этих критериев.
– Давайте всё же ближе к делу. – Направление разговора Махоркину не нравилось. – Значит, вы считаете, это не Лебедева. А что скажет судмедэксперт?
– Тело пролежало в воде несколько дней, могло разбухнуть.
– А сколько оно пролежало, удалось точно установить?
– Шустра ты, Рязанцева, вопросы задавать. Точно пока не установили, но дня три, не меньше.
– Мне надо взглянуть на труп.
– Да пожалуйста. Ещё есть желающие?
– Не, я вчера насмотрелся, я лучше ещё кофейку заварю, – отказался Ревин.
– Я пойду с вами, – шагнул вперёд Махоркин.
Зловещие стены морга излучали холодный ужас. В пропитанный формалином воздух подмешивался приторно-сладкий запах разлагающихся трупов.
– Вот тут она. – Волков подошёл к крайней каталке и приподнял простыню.
У Лены потемнело в глазах.
– Закройте. На это, действительно, невозможно смотреть.
– Я вас предупреждал, – тут же вставил Махоркин.
– Я хочу взглянуть на её руки и стопы. – Не дожидаясь Волкова, Лена сама приподняла простынь. Распухшие пальцы были синими.
– Нет, не Лебедева это.
– Вы по пальцам определили? – усмехнулся судмедэксперт.
– По маникюру. Не может балерина, готовясь к премьере, ходить с облупившимся лаком на ногтях.
– Может он от влаги облупился, как вы говорите? – предположил Махоркин.
– Или во время драки, – добавил Волков.
– Ну допустим. Но посмотрите на её стопы. Вы когда-нибудь видели, чтоб у балерины были живые стопы?
– Ну у этой точно не живые, – хохотнул судмедэксперт.
– У балерин пальцы ног разбиты в кровь, им же приходится по нескольку часов прыгать на кончиках пальцев. Это точно не стопы балерины.
– Вот те раз. – Волков посмотрел на Махоркина. – Придётся вернуть труп на место и искать дальше.
– А это что? – пропустив мимо ушей шуточку, заинтересовалась Рязанцева. На соседней каталке из-под простыни выглядывала изящная женская ручка с аккуратным маникюром. На безымянном пальчике руки посверкивал изумруд, вкраплённый в колечко из белого золота.
– Ночью привезли. Из реки выловили. Прикиньте, парень на теплоходе девушке предложение делал. Прошу твоей руки, говорит, а она в ответ как заорёт – рука! Он за борт глянул, а там рука плавает, – брызгая слюной и заикаясь от смеха, рассказывал Волков.
– Что вы несёте?
– Это правда, – подтвердил Махоркин. – Всю ночь водолазы собирали человеческие останки в Москве-реке.
– Покажите мне. – Лена отдёрнула простыню. На каталке лежали руки, ноги и фрагменты туловища. Головы не было. – А голова где?
– Голову не нашли.
– Это Лебедева.
– Почему вы так решили? – От удивления брови начальника приподнялись.
– Кольцо. Про это кольцо мне говорила её мать. Зелёный изумруд в белом золоте. И стопы, видите, разбиты. Это Лебедева, и без головы ясно.
– Ну, я не знаю, что сказать, – развёл руками Махоркин, – похоже, Волков, вам пора увольняться.
– Вот так дела, – ошарашено смотрел на Рязанцеву Котов. – Вы прям ясновидящая. А кому же тогда принадлежит труп из Починок?
– Это нам ещё предстоит выяснить. Значит так. Делом Лебедевой будет заниматься Рязанцева. Труп неизвестной беру на себя. А вам придётся заниматься одновременно и тем, и другим, – распределил обязанности Махоркин.
– Так может объединить их в одно? – предложил Котов.
– У нас нет для этого оснований. Разный почерк и характер преступления. Сходится только время и место. Но это совпадение, и то не чистое. Останки Лебедевой были обнаружены в Москве, а не в Починках.
– А голова?
– С головой не ясно. Но вряд ли преступник спрятал голову в Починках, а остальные части тащил в Москву. Легче было там же их и спрятать. Значит, убийство скорей всего произошло в Москве. Теперь установим порядок работы. По утрам совещание у меня в кабинете, в конце дня у Рязанцевой. Олег, ты берёшь образец ткани с одежды неизвестной, едешь в Починки, обходишь дома, опрашиваешь жителей. Виктор, что там с мужем Лебедевой?
– Сегодня в полдень ждём, – отчитался Котов.
– Встретишь его в аэропорту и сразу сюда. Елена Аркадьевна его жаждет допросить, не так ли? – улыбнулся Махоркин Рязанцевой.
Именно таким она его и представляла. Высокий стройный брюнет с синими глазами, которые обрамляли длинные, пушистые, загнутые на концах ресницы. Таким ресницам можно обзавидоваться. Пухлые губы масляно блестели. Безупречную, чуть смугловатую кожу лица заливал яркий, чётко очерченный румянец. Подобный румянец бывает у детей во время температуры. У Дмитрия Пирожникова он был всегда. Лицо мужчины казалось столь же приторно-слащавым, как и его фамилия. Многим женщинам такие нравятся, но у Лены мужская смазливость всегда вызывала лёгкую тошноту. Словно пирожных объелась. Вёл себя мужчина так же приторно-слащаво, как и выглядел. Старался выглядеть галантным и вежливым, но, как говорят в театре – переигрывал. Так и хотелось крикнуть – «не верю!».