– Значит двадцать пятого числа, вечером вы были в Калининграде в гостинице «Москва»? – Делала записи в блокнот Лена. – А чем вы занимались? Кто-нибудь может подтвердить ваше пребывание там?
– Ну, конечно. Мы с друзьями посидели внизу в баре, в десять часов разошлись по номерам. Девушка на ресепшене выдала мне ключ. Я думаю, она меня запомнила.
– И до утра не выходили из номера?
– Нет. – Пирожников поправил выбившийся завиток кучерявых волос. – Ах да, после полуночи я выходил, попросил у горничной утюг. Она точно меня запомнила, так как на тот момент уже улеглась спать, и получилось, что я ненароком её разбудил. Она была недовольна, но что делать, не могу же я явиться на съёмку в мятых брюках.
Костюм на Пирожникове был с иголочки. И даже чёрный плащ выглядел так, как будто его только что надели. Ни помятостей, ни заломов, словно и не было этого перелёта из Калининграда в Москву.
– Сейчас вам необходимо будет опознать труп вашей супруги. Но… – Лена замялась, – мы не можем вам показать её лицо, только части тела.
– О Боже! – театрально заломил руки Пирожников.
– О Боже! – театрально заломил руки Пирожников, когда Волков откинул простынь с каталки. При этом малиновый румянец на щеках актёра стал розовым. – Какой ужас!
– Дмитрий Вячеславович, вы можете узнать в этом вашу супругу?
Пирожников хлопал длинными ресницами и молчал.
– Может нашатырь, – предложил Волков.
– Нет, спасибо, я обойдусь, – пролепетал Пирожников, постепенно приходя в себя.
– Так что? – поторапливала Рязанцева.
– Не… не знаю. Как тут определить?
– По рукам, например.
– По рукам? Не знаю. Разве можно узнать по рукам?
– Ну хорошо. Может быть, вы узнаете кольцо? Вот это. – Рязанцева указала на посверкивающий изумруд.
– Кольцо? Чёрт, кольцо… я забыл… – На какой-то миг Пирожников перестал быть актёром, в глазах его читался настоящий животный страх.
– Что забыли? – сузила глаза Рязанцева.
– Кольцо, да, кольцо, – опомнился мужчина, снова надевая актёрскую маску. – У неё было… похожее, но точно ли это то самое, я сказать не могу.
– Мать Вероники обнаружила у вас дома обручальное кольцо, которое, по её словам, дочь никогда не снимала. У вас есть объяснение – почему Вероника его сняла в тот день?
– Нет, – замотал головой Пирожников. – Я не знаю. Я же в командировке, в Калининграде был.
– Когда вы последний раз виделись со своей супругой?
– Так двадцать третьего, перед отлётом.
– Как вы расстались?
– Как всегда, нормально. Поцеловал её на прощание и поехал в аэропорт.
– Видимо, мне в пару к вашей «Маруси», надо какого-нибудь «Ивашку» завести, – пошучивал Махоркин, глядя, как Рязанцева устанавливает магнитно-маркерную доску, которую она любовно называла Марусей.
– Но пока не завели, придётся потесниться. – Чёрный маркер разделил металлическое полотно доски на две части. – Ну что ж, раз все в сборе, давайте подведём итоги дня. Начнём с Починок. – Лена кивнула в сторону Олега.
– Как я уже докладывал, нам удалось установить личность погибшей, ею оказалась студентка строительного техникума Баньщикова Диана. Мать погибшей узнала в лоскутке ткани, который я ей показал, юбку девушки. О том, что случилось с дочерью – ничего не знала. Последний раз Диана Баньщикова приезжала в Починки одиннадцать дней назад. В воскресенье, двадцатого апреля вечером, она, как обычно, отправилась на станцию, но до Москвы не доехала, и в общежитии, где проживала, не появилась. В техникуме никто на отсутствие студентки не обратил внимания, а соседка по комнате решила, что Баньщикова осталась у матери. Вот так.
– При опознании трупа мать сначала грохнулась в обморок, – добавил Волков, – пришлось ей водки плеснуть, чтоб к жизни вернулась.
– Вы в своём уме? – Ошарашено глядела на судмедэксперта Лена.
– Не шуми, Рязанцева, это обычная практика. Сначала нашатырь под нос, затем полстакана водки – самолично разработанный рецепт привода в чувство. Помогает. Без этого средства обморочным место только на каталке. А у меня свободных нет.
– Баньщикова-старшая сказала, что на девушке были часики, правда, недорогие, золотая цепочка и серьги. На трупе ничего из перечисленного обнаружено не было.
– У неё мочки ушей разорваны, – добавил Волков.
– Выходит, преступник не только надругался над телом девушки, но ещё и ограбил её. У меня всё, – закончил Ревин.
– Это хорошо, что он её ограбил.
– Вы серьёзно, Александр Васильевич?
– Абсолютно. Это поможет нам выйти на след изувера. Олег, нужно точное описание, а лучше эскиз похищенных вещей. Возьми кого-нибудь из наших художников, пусть попробуют изобразить их на бумаге. Потом надо обойти все возможные места, где эти вещи могут всплыть. В первую очередь ломбарды. Перешерсти интернет, все сайты, где продают и покупают с рук. На всякий случай просмотри подобного рода объявления в газетах, хотя вряд ли он будет так светиться.
– Понял, – кивнул Ревин.
– Теперь, что у нас есть по Лебедевой? – Махоркин записал со своей стороны доски план действий и передал маркер Рязанцевой.
– И так – Лебедева. В разговоре с Королёвым – Пирожниковым мне не удалось найти какой-нибудь подозрительной зацепки, но и симпатии у меня этот человек не вызвал.
– Как же так, – ухмыльнулся Волков, – такой красавец, известный актёр и не вызвал симпатии? Почему?
– Не знаю, это на подсознательном уровне. Слишком он слащавый весь какой-то и не искрений. И потом, что это за муж такой любящий, что по руке жену узнать не может.
– Ну это вы зря, Елена Аркадьевна, я вот тоже свою жену по руке не узнал, когда приехал её в ЗАГС забирать, – вставил Котов. – Они там с подружками такую хитрую штуку придумали. Короче, спрятались все за занавеской, и каждая кисть в прорезь выставила, а мне, значит, угадывай, чью руку просил. Так вот мне Наташка до сих пор простить не может, что я её подругу Людку тогда за руку из-за занавески вывел. При каждом удобном случае пеняет. Стоит только какое-нибудь недовольство выразить, так она мне – а надо было на той, чью руку выбрал, и жениться.