Прошло три года, и в дверь Хасана снова постучал гонец из Константинополя. Он передал письмо от неизвестного мастеру Ибрагим-паши. Тот просил изготовить для него меч и посылал некоторое количество золота. Паша не прислал никаких требований кроме одного: пусть его меч будет не менее прочным и острым, чем самый лучший клинок, выкованный Хасаном.
Эти слова задели старого мастера: все его мечи были прекрасны, еще ни один владелец не пожаловался на их прочность и заточку. Хорошо, Ибрагим-паша, ты получишь свой меч! Хасан отравился в кузницу и принялся за работу. И снова он ковал и перековывал сталь, пока не изготовил клинок, который показался ему достойным. На этот раз узоры сложились поистине самым удивительным образом в написанную по-арабски фразу «Аллах велик!». Ошеломленный Хасан не мог объяснить, как ему это удалось. Проверка меча на остроту и упругость показала, что мастер превзошел самого себя: сталь была так прочна, что меч можно было закрепить на теле вместо пояса. Он с легкостью разрубал несколько подушек, положенных друг на друга, а как известно, такое под силу только очень острому клинку. Хасан рассматривал меч с восторгом – вот теперь он создал действительно нечто выдающееся! Это будет достойным ответом заносчивому паше. Мастера не особенно беспокоило, что такое оружие получит какой-то неизвестный ему приближенный султана. Хасан искренне радовался своей удивительной работе – ему удалось выковать меч, который превосходил по качеству даже клинки, изготовленные его учителем Амиром, а они по праву считались непревзойденными шедеврами. Наконец, Хасан приступил к ножнам. Он тщательно снял все мерки с меча, памятуя о двух своих промашках. Вдруг, словно вспомнив что-то, мастер подошел к стене мастерской и снял висевшую там уже три года старую заготовку. Примерив меч к ножнам, Хасан изумленно воскликнул: они подходили идеально, будто специально были сделаны для этого! Когда Хасан отдавал гонцу меч, то поинтересовался, кем же был загадочный Ибрагим-паша, но тот лишь промолчал в ответ.
Жизнь мастера шла своим чередом. Иногда он вспоминал о том удивительном мече и, конечно, неизменно возвращался к случаю с ножнами, который никак не давал ему покоя. И однажды Хасан пришел к муфтию. Рассказав свою историю, старый мастер попросил ее объяснить. Муфтий надолго задумался. Он сидел неподвижно, закрыв глаза. Хасан было подумал, что собеседник заснул, но тут муфтий очнулся и произнес следующее:
– У всего в этом мире свой час. Мы не можем знать заранее, для чего понадобится или где пригодится та или иная вещь. Аллах подал тебе знак, но ты, Хасан, в своей слепоте не заметил этого. Ты думал, что уже достиг вершины, но подлинный шедевр ждал тебя впереди. И надпись на клинке лишь подтверждает это.
Хасан вернулся домой, размышляя над словами муфтия. На пороге его ждал гонец, в котором мастер узнал человека Ибрагим-паши. Рядом с ним стоял прекрасный белый жеребец в роскошной сбруе. Гонец приветствовал Хасана и передал ему письмо от своего господина. Вложив поводья жеребца в руку мастера, посланец удалился. Удивленный Хасан прочел письмо, из которого узнал, что под именем Ибрагим-паши скрывался сам великий падишах Сулейман Кануни. Повелитель благодарил мастера за великолепный меч, который тот изготовил, несмотря на скромную оплату. Султан извинялся, что пробудил в Хасане честолюбие, но ведь результатом этого стало появление самого лучшего клинка в мире. Он просил принять в благодарность подобающую оплату – белого жеребца и притороченный к седлу внушительный мешок с золотом.
Мастер уселся у себя во дворе, безмерно удивленный всем тем, что произошло с ним в этот день. Вечером он как обычно лег спать, но утром его обнаружили в постели мертвым. Пораженный и растроганный письмом от самого султана Сулеймана, Хасан понял, что изготовил самый лучший свой меч для Великого падишаха, о чем он и не смел мечтать. Мастер осознал, что теперь просто не сможет создать меча лучше, чем тот, который он отдал повелителю. Так, неожиданно для себя мастер достиг предела. Как известно, все пути с вершины ведут вниз, но Хасан спускаться не захотел и тихо умер во сне, раздавленный собственным величием.
Кудасов замолчал, а затем негромко повторил:
– У всего в этом мире свой час… Так-то, Миша.
Синявский поднялся:
– Мне надо ехать. Ситуация более-менее понятна. По телефону ничего не обсуждаем. Жду твоего возвращения из Швейцарии.
Они снова обнялись, и Синявский вышел в гостиную, встреченный неизменно внимательным взглядом телохранителя.
Глава 5
Паркинг, расположенный под его домом, был почти пуст. Михаил не встретил никого из соседей – суббота, и жильцы как обычно разъехались по загородным домам, ресторанам и шоппинг-центрам. Он поднялся на лифте, с замиранием сердца подумав, что сейчас увидит Алину. Его всегда удивляло, как ей удается не выглядеть уставшей даже после длительных перелетов и тяжелых командировок. Алина провела неделю в Париже, но это была деловая поездка, насыщенная большим количеством сложных встреч. До их знакомства она проработала несколько лет финансовым аналитиком в иностранном банке, который ликвидировал свой российский офис после введения антироссийских санкций. Используя приобретенные опыт, репутацию и связи, девушка стала независимым консультантом по инвестициям. Как выяснилось, ее знания оказались чрезвычайно востребованными среди тех иностранных инвесторов, кто пока еще не потерял надежды заработать на российском рынке. График передвижений Алины был весьма напряженным – Лондон, Мюнхен, Париж, Женева, Рим, Брюссель, Прага. Причем, в каждом городе у нее было минимум по две, а иногда и по три встречи в день. Стоя у двери, Синявский подумал:
– Наверняка, как всегда, Алина будет бодряком!
Короткие переливы дверного звонка, и вот она – любимая, с еще влажными после душа волосами, в красном кимоно, расшитом драконами, – открывает ему дверь! Михаил обнял девушку, которая нежно прижалась к нему.
– Как же я рад тебя видеть!
– И я!
Она, улыбаясь, спросила:
– Голодный?
– Еще какой! Поехали, пообедаем в городе!
Вместо ответа она мягко привлекла его к себе, и Михаил, почувствовав под шелком кимоно ее обнаженное тело, забыл обо всем.
Позже, когда Алина лежала у Синявского на плече, он, вдыхая аромат ее волос, спросил:
– Может быть, все-таки выберемся куда-нибудь? А то я у дяди только слегка перекусил и сразу поехал в Москву.
Алина приподняла голову и с притворной обидой произнесла:
– Что же это вы, Михаил, не пообедали у своего дядюшки-параноика? Неужели паспорт забыли, и вас не допустили к трапезе?
Михаил рассмеялся:
– Вот ты злюка! Я же объяснял тебе, как там все сложно. А ты издеваешься…
Алина улыбнулась и ответила, обняв его за шею:
– Я перепугалась, сразу какие-то ужасные вещи в голову полезли… а, если серьезно, то мне кажется, что пока я рядом с тобой, то ничего плохого не может произойти.
Синявский опять рассмеялся:
– Вот так начинается разговор о свадьбе?
Алина обиженно взглянула на него и ответила коротко:
– Дурак ты, Мишка!
Она попыталась встать, но он прижал ее к себе и начал целовать. Девушка шутливо сопротивлялась, пряча лицо от его губ, но быстро сдалась. Увидев, что опасный момент миновал, Синявский откинулся на подушку, а Алина, снова устроившись у него на плече, спросила:
– Там действительно у тебя все нормально? С такой срочностью тебя вызвали..
– Да, ерунда! У дяди, как выяснилось, нашлись какие-то старинные документы, и он не знает, что с этим делать.
– В смысле?
– Долгая история… я так понимаю, есть некий артефакт, которым интересуются безумцы-коллекционеры…