Андрей сел.
- Что нового? - спросил Хан.
- Так, - сказал Андрей. - Ничего. Ты когда-нибудь думал, куда делись последние пять лет?
- Почему именно пять?
- Цифра не имеет значения, - сказал Андрей. - Я говорю «пять», потому что лично я помню себя пять лет назад точно таким же, как сейчас. Так же шатался тут повсюду, глядел по сторонам, думал то же самое. А ведь еще пять лет пройдут, и то же самое будет, понимаешь?… Чего ты на меня так смотришь странно?
- Эй, - сказал Хан, - приди в себя.
- Да я вроде в себе.
Хан покачал головой.
- Скажи-ка мне быстро, - проговорил он, - что такое желтая стрела?
Андрей удивленно поднял глаза.
- Вот странно, - сказал он. - Я сегодня в ресторане как раз думал о желтых стрелах. Точнее, не о желтых стрелах, а так. О жизни. Знаешь, там скатерть была грязная, и на нее свет падал. Я подумал…
- Ну-ка встань.
- Зачем?
- Встань, встань, - повторил Хан и вылез из-за стола.
Андрей поднялся на ноги, и Хан довольно грубо схватил его за воротник и несколько раз тряхнул.
- Вспомни, - сказал он, - почему ты сюда пришел?
- Убери руки, - сказал Андрей, - что ты, одурел? Я просто так зашел.
- Где мы находимся? Что ты сейчас слышишь?
Андрей отодрал его руки от своей куртки, недоуменно наморщился и вдруг понял, что слышит ритмично повторяющийся стук стали о сталь, стук, который и до этого раздавался все время, но не доходил до сознания.
- Что такое желтая стрела? - повторил Хан. - Где мы?
Он развернул Андрея к окну, и тот увидел кроны деревьев, бешено проносящиеся мимо стекла слева направо.
- Ну?
- Подожди, - сказал Андрей, - подожди.
Он схватился руками за голову и сел на диван.
- Я вспомнил, - сказал он. - «Желтая стрела» - это поезд, который идет к разрушенному мосту. Поезд, в котором мы едем.
- Ты сейчас помнишь, что с тобой было? - спросил Хан.
- Уже плохо, - сказал Андрей. - Только в общих чертах. Вроде ничего особенного и не произошло. Как меня зовут, я знал, из какого я купе - тоже. Но это как будто был совсем не я. Я себя очень странно чувствовал - словно есть разница, в каком вагоне ехать. Словно у всего происходящего появилось бы больше смысла, если бы скатерть в ресторане была чистой. Или если бы по телевизору показывали другие хари, понимаешь?
- Можешь не объяснять, - сказал Хан. - Ты просто стал на время пассажиром.
Андрей отвернулся от окна и поглядел на стену тамбура, где была панель с двумя пыльными циферблатами и надписью «проверять каждые…» (дальше был пропуск).
- Я и сейчас пассажир, - сказал он. - И ты тоже.
- Нормальный пассажир, - сказал Хан, - никогда не рассматривает себя в качестве пассажира. Поэтому если ты это знаешь, ты уже не пассажир. Им никогда не придет в голову, что с этого поезда можно сойти. Для них ничего, кроме поезда, просто нет.
- Для нас тоже нет ничего кроме поезда, - мрачно сказал Андрей. - Если, конечно, не обманывать самих себя.
Хан усмехнулся.
- Не обманывать самих себя, - медленно повторил он. - Если мы не будем обманывать самих себя, нас немедленно обманут другие. И вообще, суметь обмануть то, что ты называешь «самим собой», - очень большое достижение, потому что обычно бывает наоборот - это оно нас обманывает. А есть ли что-нибудь другое, кроме нашего поезда, или нет, совершенно не важно. Важно то, что можно жить так, как будто это другое есть. Как будто с поезда действительно можно сойти. В этом вся разница. Но если ты попытаешься объяснить эту разницу кому-нибудь из пассажиров, тебя вряд ли поймут.
- Ты что, пробовал? - спросил Андрей.