Кукушкины слезки - Влад Костромин

Кукушкины слезки

Влад Костромин

© Влад Костромин, 2020

ISBN 978-5-0050-2317-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кукушкины слезки (Карловка – 2)

Спустя полтора года после событий, описанных в романе «Змеиный узел», следователь Андрей Иванович выходит из СИЗО «Матросская тишина». Его встречает бывший участковый Володя со своим братом Игорем. Они предлагают следователю вернуться в Карловку и завершить дело. Выкупив из психиатрической больницы Виталика, компания по полным смертельной опасности дорогам 90-х отправляется навстречу новым приключениям и старым тайнам…

Пролог

В кабинете сидели двое.

– Ух ты, не отчет, а прямо пердимонокль увлекательный…

– Простите, не понял…

– Я говорю, написано живенько так, прямо роман, хоть в «Уральский следопыт» посылай. Надо бы паренька, который отчет писал, наградить.

– Аналитика?

– Ну, понимаешь, да. Как там его зовут? – грузный седеющий мужчина прочитал приколотую к стопке печатных листов записку, – … Ааронович? Что за отчество такое?

– Аарона сын. Так чем наградить?

– Нет, – почесал седеющий затылок, – с таким отчеством перетопчется… Пущай вон романы пишет, в «Искатель»… Ну и что, понимаешь, там такое? – грузный седеющий мужчина потряс стопкой листов и уставился на собеседника.

– Борис Николаевич, мы сами толком не знаем, – серый, будто покрытый пылью, мужчина мелко закивал головой. – Все материалы были непосредственно у Грушко1. После ареста они пропали.

– А где он сейчас?

– Дома, после «Матросской тишины» отдыхает.

– Мы пробовали с ним общаться, но на эту тему он отказывается говорить. Давить после двух инфарктов на него рискованно.

– Россиянин, – усмехнулся седеющий. – Почему нельзя просто послать туда людей?

– Мы пробовали, – человечек с противным звуком поскреб ногтем по столешнице. – Две группы. Первая бесследно пропала где-то в заповеднике, из второй уцелел один человек. Поломанные кости, повреждены внутренние органы, пробитое сучьями легкое – по его словам, на него упала сухая елка. Дополз до Карловки, отвезли в больницу. Прооперировали. Когда отошел от наркоза, то напал на приставленного для охраны милиционера, задушил. Вырвал ему и себе ногти.

– Какой ужас! А зачем?

– Сложил из них какую-то надпись. Вроде даты: 21.9.

– К-хм… К-хм, – звучно прочистил горло. – Однако… Какая херабора получается…

– Простите?

– Да нет, ничего, продолжайте.

– Иглой от капельницы распорол ему живот и повесился на вытащенных кишках.

– Какая гадость, – поморщился Борис Николаевич. – Ты так, понимаешь, мне весь аппетит отобьешь, а мне еще с документами работать.

– Виноват!

– Еще и это, – Борис Николаевич вытащил из бумаг фотографию.

На ней был скелет, прикрученный к раздвоенному дереву ржавой колючей проволокой. К грудине была приколочена табличка с полустершейся угловатой надписью: «Только сунься снова!»

– Единственный не засвеченный кадр на фотопленке. Разбитый фотоаппарат нашла поисковая группа.

– Это немец?

– Судя по каске, поясному ремню и футляру для противогаза это однозначно солдат вермахта.

– Однако… – почесал левую бровь. – И что ты предлагаешь?

– Взять этого ГБ-шника, Кравцова, который Самарский. Он сейчас под следствием в «Матросской тишине». Бывший внутренний спецкорпус КГБ – «девятка».

– Сурово, – усмехнулся грузный.

– Он на пару с этим местным кучу трупов навалил, а показания давать отказался. Мол, буду разговаривать только с Грушко. А тут как раз путч, то, се…

– Понятно. Кремень, а не россиянин. Точно говоришь. Дальше, – мужчина задумчиво почесал щеку, и стало видно, что на руке не хватало двух пальцев и фаланги третьего.

– Дальше этого Виталика из психушки достать.

– Парень – псих?

– После рассказов о говорящих мертвецах, пропавшем ТТ и ноже из сна, куда еще его могли отправить?

– Мертвец, ишь ты!

– Пистолет, который по его словам забрал мертвец, так и не нашли, – осторожно сказал невзрачный.

– Что ты говоришь? Бывает же такое, понимаешь. Может он за ночь его в лесу зарыл?

– Может и зарыл…

– А если там нет ничего? – подошел к окну и начал смотреть на прохожих

– Есть. Что-то там есть, – убежденно сказал собеседник. – Нутром чую, есть! И поляки там не просто так околачивались. И путч не просто так начался после того, как они туда сунулись.

– Хорошо, – высокий мужчина отошел от окна. – Давай по-твоему сделаем. Как думаешь дело провернуть?

– Есть идейка одна. Мента того, участкового, после всей этой заварухи за профнепригодность турнули из органов. Он в бизнес подался. Брат его серьезным людям задолжал. Я ему идейку подкину, как можно проблемы порешать.

– Только не сам!

– Упаси господи, Борис Николаевич. Через столько рук проведу, что ни одна гнида не вычислит.

– Ну, добре. Кликни кого, чтобы водки принесли что ли, осадок смыть.

– Будет сделано, – человечек юркой крысой скользнул к двери. – В лучшем виде оформим, – обернулся на пороге, став похожим на оскаленный череп.

Дверь закрылась.

I

ТТесная одиночная камера, два на три метра. Узкие нары, откинутые к стене, как в карцере. Умывальник, параша. Тусклый свет из маленького, забранного в решетку микроскопических размеров, окошечка под самым потолком. Такая же тусклая лампочка в защитном плафоне, отдающая оттенком в красноватый, рождающий ассоциации с костром каннибалов и адским пламенем. Стены, до половины выкрашенные багрово-красным, а сверху – белесым, похожим на жидкий гной. От пола монотонно, словно механизм, отжимается худощавый моложавый мужчина. Лязг двери вырвал из липкой тишины, паклей забившей уши. Со скрипом приоткрывается пасть «кормушки» в стальной двери.

– Заключенный, встать! – привычно скомандовал размазано-вязкий голос. – К двери!

Мужчина не спеша поднялся.

– Руки в форточку! – повернувшись спиной к двери, протянул руки в окошечко.

На руках холодно защелкнулись браслеты.

– Отойти от двери! Стать к стене! – заключенный отошел к стене напротив двери.

Дверь открылась, за ней стоял дебелый прапорщик.

– На выход!

– На допрос?

– Не разговаривать! На выход!

Хмыкнув, мужчина вышел в обшарпанный коридор. Исшарканный тысячами ног пол, решетки, «лицом к стене», открываемые с двух сторон замки, решетки…

– Направо, в угол. Лицом к стене, – и снова: – Стоять, лицом к стене, – открыл последнюю решетку. – Проходим.

Прапор сдал заключенного юному младшему лейтенанту и краснолицему усатому капитану.

– Распишитесь, – лейтенант протянул полиэтиленовый пакет с Пугачевой.

– Что это?

– Ваши вещи: часы, документы, бумажник, ремень и шнурки.

– И пистолет? – усмехнулся заключенный.

– Пистолета не было, – пожал узкими плечами лейтенант и с тоской посмотрел на старшего товарища. – Расписывайтесь.

Мужчина распахнул пакет, бегло просмотрел вещи, достал паспорт, красное удостоверение, открыл.

– Даже удостоверение отдаете?

– А что с него толку? – подмигнул капитан, растянув усы в улыбке. – Вашей конторы больше нет, это никому не страшная бумажка. Забирайте и ступайте.

– И куда мне теперь?

– А куда хотите, Андрей Иванович, – капитан все так же улыбался. – Дело закрыто, вы теперь человек свободный… Пока…

– Что значит пока? – серые глаза вцепились в капитана.

– То и значит, что документов нет, денег нет, скоро опять за решеткой окажетесь, только не у нас в одиночке, а на общей зоне. Там таких, «бывших», не любят.

– А таких как вы любят? – Андрей Иванович приблизился к усачу. – Да?

– Ты это… того… – капитан подался назад, упершись фуражкой в стену, – а то, не ровен час….

Дверь за спиной Андрея Ивановича словно по команде открылась и в комнату вошли двое бойцов в бронежилетах и стальных зеленых касках, с АКСУ в руках.

– Серьезно вы подготовились, – Андрей Иванович расписался, подхватив пакет, прошел мимо автоматчиков.

– На свободу с чистой совестью, – донеслось сзади.

Капитан кивнул, автоматчики двинулись за бывшим заключенным. Сопровождаемый молчаливыми конвоирами дошел до проходной. Старший сержант – калмык, открыл решетку.