ХудожникобновилШухову"Щ-854"нателогрейке,иШухов,ужене
запахиваябушлата, потомучто до шмона оставалось недалеко, с веревочкой в
руке догналбригаду.И сразу разглядел: однобригадник егоЦезарь курил, и
курил не трубку, а сигарету -- значит, подстрельнуть можно. Но Шухов не стал
прямо просить,аостановился совсемрядом с Цезареми вполоборота глядел
мимо него.
Он гляделмимо икак будторавнодушно, новидел,как послекаждой
затяжки(Цезарьзатягивалсяредко, в задумчивости)ободок красного пепла
передвигался по сигарете, убавляя ее и подбираясь к мундштуку.
Тут же и Фетюков, шакал, подсосался, сталпрямо противЦезаря и в рот
ему засматривает, и глаза горят.
УШухова ни табачинки не осталось, ине предвиделонсегодня прежде
вечера раздобыть -- онвесь напрягся в ожидании, и желаннейему сейчас был
этот хвостик сигареты, чем, кажется, воля сама, -- но он бы себя не уронил и
так, как Фетюков, в рот бы не смотрел.
ВЦезаре всех наций намешано: не то он грек, не то еврей, нето цыган
-- не поймешь. Молодой еще. Картины снималдля кино. Но и первой не доснял,
как его посадили. У него усы черные, слитые, густые. Потому не сбрили здесь,
что на деле так снят, на карточке.
--Цезарь Маркович! -- не выдержав,прослюнявил Фетюков.--Да-айте
разок потянуть!
И лицо его передергивалось от жадности и желания.
...Цезарьприоткрылвеки,полуспущенныенадчернымиглазами,и
посмотрелнаФетюкова. Из-за того он и сталкуритьчаще трубку,чтоб не
перебивалиего,когда онкурит, не просили дотянуть.Не табакаему было
жалко, а прерванной мысли. Он курил, чтобы возбудить в себе сильнуюмысль и
дать ейнайти что-то. Но едва он поджигал сигарету,как сразу в нескольких
глазах видел: "Оставь докурить!"
...Цезарь повернулся к Шухову и сказал:
-- Возьми, Иван Денисыч!
Ибольшимпальцем вывернул горящийнедокурок из янтарногокороткого
мундштука.
Шухов встрепенулся (он и ждал так, что Цезарь сам ему предложит), одной
рукой поспешноблагодарно брал недокурок, а второю страховал снизу, чтоб не
обронить. Он не обижался, что Цезарь брезговал дать ему докурить в мундштуке
(у когоротчистый,аукогоигунявый),ипальцы егозакалелые не
обжигались,держась засамый огонь. Главное, онФетюкова-шакала пересек и
вот теперь тянул дым, пока губы стали гореть от огня. М-м-м-м! Дым разошелся
по голодному телу, и в ногах отдалось и в голове.
И толькоэта благостьпо телуразлилась, как услышалИван Денисович
гул:
-- Рубахи нижние отбирают!...
Так и вся жизньузэка, Шуховпривык:только и высматривай, чтоб на
горло тебе не кинулись.
Почему -- рубахи? Рубахи ж сам начальник выдавал?!... Не, не так...
Уждо шмона оставалосьдве бригадывпереди, и вся104-я разглядела:
подошел от штабного барака начальникрежима лейтенантВолково'йи крикнул
что-тонадзирателям.