Наисходенеделистервятники-грифыразодралиметаллические оконные
сетки, проникли через балкон и окна в президентский дворец, взмахами крыльев
всколыхнули в дворцовых покоях спертый воздухзастоявшегосявремени,ив
понедельникнарассветегородочнулся наконец от векового летаргического
сна, в который он был погружен вместе со всемсвоимпревращеннымвгниль
величием;только тогда мы осмелились войти, и не было нужды брать приступом
обветшалые крепостные стены,кчемупризывалиодни,самыесмелые,или
таранитьдышлами воловьих упряжек парадный вход, как предлагали другие, ибо
стоило лишь дотронуться, как самисобойотворилисьбронированныеворота,
которыевдостославные для этого здания времена устояли под ядрами Уильяма
Дэмпира, и вот мы шагнули в минувшую эпоху ичутьнезадохнулисьвэтом
огромном,превращенномв руины логове власти, где даже тишина была ветхой,
свет зыбким, и все предметы вэтомзыбком,призрачномсветеразличались
неясно;впервомдворе, каменные плиты которого вздыбились и треснули под
напором чертополоха, мы увидели брошенное гдепопалооружиеиснаряжение
бежавшейохраны,увиделидлинныйдощатыйстол,уставленный тарелками с
гниющими остатками воскресного обеда, прерванного паникой,увиделимрачное
полутемноестроение,гденекогда размещалась канцелярия, а в нем -- яркие
ядовитые грибы и бледные смрадные цветы, проросшие из грудынерассмотренных
дел,прохождениекоторых длилось медленнее самой бездарной жизни; а еще мы
увидели в этом дворе поставленную на возвышение купель, в которой крестились
пять поколений обитателей этого дворца, и увидели в глубине двора допотопную
вице-королевскую конюшню, превращенную в каретный сарай, и в нем, средитуч
моли,мыувиделикаретуэпохи Великого Шума, крытую повозку времен Чумы,
выезд года Кометы, похоронныедрогивременПрогрессаврамкахпорядка,
сомнамбулическийлимузинПервогоВекаМира,ивсе это было в приличном
состоянии и выкрашено в цвета национального флага, хотя и покрытогрязьюи
паутиной;вследующемдвореза железной оградой цвели розы, серебристые,
словно припорошенные лунной пылью; под сенью этих роз в былые,славныедля
этогодворцавременаспалипрокаженные; розовые кусты так разрослись без
присмотра, что заполонили все кругом; воздух был напоен запахом роз,однако
кнему примешивалось зловоние, исходящее из глубин сада, а к этому зловонию
примешивался смрад курятника, смрадкоровьихиспражнений,атакжесмрад
солдатскоймочи--солдатыиспоконвекусправлялималую нужду у стены
колониальной базилики, превращеннойвмолочнуюферму;пробираясьсквозь
удушливыйрозовыйкустарник,мывышликарочнойверанде,уставленной
горшками с гвоздиками, махровыми астрамиианютинымиглазками;этобыла
верандакурятникадляегоженщин,и, судя по грудам разного валявшегося
здесь барахла и количеству швейных машин, можно былопредположить,сколько
женщинобиталовэтом бараке, -- не менее тысячи с кучей детей-недоносков
каждая; мы увидели мерзость запустения на кухнях, увидели сгнившее в корытах
белье, увидели разверстый сток нужника, общего для солдат и женщин;увидели
вавилонскиеивы,привезенныеиз Малой Азии в гигантских кадках с тамошней
землей, -- сизые, словно покрытые изморозью ивы, а за ивамипредсталперед
намиегодворец,егодом,огромный,угрюмый, -- сквозь оконные проемы,
жалюзи с которых были сорваны, все еще влеталиивылеталигрифы;намне
пришлосьвзламыватьдвери,онираспахнулись сами, словно повинуясь нашим
голосам, и вот мы поднялись на главный этаж по каменнойлестнице,покрытой
опереточнороскошнымковром,которыйбыл истоптан коровьими копытами, и,
начиная от первого холла и кончая последней спальней, мызаглянуливовсе
комнаты,прошли через все служебные помещения, через бесчисленные приемные,
и всюду бродили невозмутимые коровы; они жевали бархатные шторыимусолили
атласнуюобивку кресел, наступая на святые иконы и на портреты полководцев,
валявшиеся на полу среди обломков мебели и свежих коровьихлепешек;коровы
хозяйничали в столовой и в концертном зале, оскверняя его своим мычанием, --
всюдубыликоровы; а еще мы увидели поломанные столики для игры в домино и
сукнобильярдныхстолов,зеленовато-белесое,словнолугапослевыгула
коровьихстад,иувиделиброшенную в углу машину ветров, лопасти которой
могли имитировать морской ветер любогонаправления,дабыобитателиэтого
доманемучились тоской по морю, покинувшему свои берега; а еще мы увидели
висящие повсюду птичьиклеткиснаброшенныминанихплатками,--как
набросилиихнаночьнапрошлойнеделе,таконииостались;аиз
бесчисленных окон был виден город -- огромное животное,ещенеосознавшее
историческийпонедельник,вкоторыйоно вступало, а за городом до самого
горизонта тянулись пустынные кратеры, холмы шершавого, словно лунного, пепла
на бесконечнойравнине,гденекогдаволновалосьморе;аиззапретной
обители,куданедавноосмеливалисьвойтилишь немногие, доносился запах
гниения, запах падали, слышно было, как там астматически дышат грифы,имы
ступилитудаи,ведомыеужаснымзапахоминаправлением полета грифов,
добрались до зала заседаний, где обнаружили все тех же коров, только дохлых,
-- их червивые туши,ихокруглыефилейныечастимножилисьвгромадных
зеркалахзала; мы толкнули потайную боковую дверь, ведущую в его кабинет, и
там увидели его самого в полевой форме без знаковотличия,всапогах;на
левом сапоге блестела золотая шпора.