Более перспективно было бы сосредоточиться на фундаментальном абстрактном описании, которое охватит все представляющие интерес ситуации, включая «то, где бы мы были теперь, если бы…». Если это описание окажется достаточно мрачным, тогда государство стало бы предпочтительной альтернативой, воспринимаемой с такой же радостью, как и поход к дантисту. Но такие кошмарные картины редко бывают убедительными, и не только в силу своей непривлекательности. Психология и социология – слишком неточные дисциплины, чтобы позволять столь пессимистические обобщения относительно всех людей и всех обществ, особенно когда рассуждение основывается на том, чтобы не делать столь же пессимистических предположений о том, как функционирует государство. Люди конечно же кое-что знают о том, как функционируют реальные государства и их оценки могут быть различными. Учитывая чрезвычайную важность выбора между государством и анархией, из осторожности можно было бы использовать «минимаксный» критерий и сосредоточиться на пессимистической оценке безгосударственного состояния: государство сопоставлялось бы с наиболее пессимистическим описанием гоббсовского естественного состояния. Но при использовании минимаксного критерия гоббсовскую ситуацию пришлось бы сравнивать с наиболее пессимистическим вариантом описания государства, включая описания государств, возможных в будущем. Без сомнения, при таком сопоставлении выиграет наихудшее возможное естественное состояние. Те, кто рассматривает государство как мерзость, сочтут критерий минимакса не слишком привлекательным, тем более что всегда есть возможность вернуться к государству, если это покажется желательным. В то же время «максимаксный» критерий будет исходить из самых оптимистических предположений о том, как все будет происходить, – если угодно, как у Годвина. Но опрометчивый оптимизм также неубедителен. На самом деле, ни один из предлагавшихся критериев выбора в условиях неопределенности здесь не убедителен, равно как и максимизация ожидаемой полезности в условиях столь неопределенных вероятностей.
Более уместным, особенно при принятии решения о том, каких целей нужно стараться достичь, было бы сосредоточиться на безгосударственной ситуации, в которой люди в целом соблюдают моральные ограничения и ведут себя так, как должно. В этом предположении нет чрезмерного оптимизма – не предполагается, что все люди действуют именно так, как следует. Однако такое естественное состояние – лучший вариант анархии, на который можно рассчитывать. Поэтому исследование ее природы и недостатков имеет ключевое значение для выбора между государством и анархией. Если бы удалось показать, что государство превосходит даже эту, самую благоприятную, ситуацию анархии, лучшую из тех, на какие можно реалистично надеяться, или что оно возникнет в результате процесса, не включающего морально неприемлемых шагов, или что, возникнув, оно явит собой улучшение, то это будет основанием для существования государства; это будет оправданием государства[3].
Такое исследование поставит вопрос о том, являются ли морально допустимыми все те действия, которые люди должны совершить, чтобы основать государство и обеспечить его функционирование. Некоторые анархисты заявили, что мало того, что нам было бы лучше без государства, но что любое государство нарушает моральные права людей, в силу чего оно аморально по самой своей сути. Наша отправная точка, таким образом, хотя и не является политической, но по замыслу вовсе не чужда морали. Моральная философия образует основание и определяет границы для политической философии. Что позволено или не позволено одним людям по отношению к другим, ограничивает то, что им позволено делать через аппарат государства или для создания такого аппарата. Моральные запреты, которые позволительно навязывать силой, являются источником легитимности всякого фундаментального права государства на применение насилия. (Фундаментальное право на применение насилия – это право, не опирающееся на какое-либо согласие того лица, к которому применяется это насилие.) Отсюда возникает первичная сфера государственной активности, возможно, единственно легитимная сфера. Более того, в той мере, в какой моральная философия неоднозначна и ведет к расхождениям в моральных оценках, она создает проблемы, которые предположительно могут быть должным образом решены в сфере политики.
Объясняющая политическая теория
Помимо своей важности для политической философии, исследование естественного состояния служит целям объяснения. Возможны следующие способы понимания сферы политики: (1) полное объяснение в неполитических терминах; (2) рассмотрение ее как возникающей из неполитических отношений, но не сводимой к ним, как форму организации неполитических факторов, поддающуюся пониманию только в терминах новых политических принципов; (3) рассмотрение ее как автономной сферы. Поскольку только первый подход обещает полное понимание всей сферы политики[4], он оказывается наиболее привлекательной теоретической альтернативой, от которой можно отказаться, лишь убедившись в ее нереализуемости. Назовем этот самый желательный и самый окончательный вид объяснения фундаментальным объяснением сферы [политики].
Чтобы фундаментально объяснить политическое через неполитическое, можно начать либо с неполитической ситуации и показать, как и почему из нее впоследствии возникает политическая, либо с политической ситуации, описанной неполитически, и вывести ее политические черты из неполитического описания. Во втором случае процедура вывода либо идентифицирует политические черты с чертами, имеющими неполитическое описание, либо использует научные законы, чтобы связать разные черты между собой. За исключением, пожалуй, последнего способа, свет, проливаемый объяснением, будет в значительной степени зависеть от яркости отправной точки самой по себе (будь это ситуация или описание) и от расстояния, действительного или видимого, от отправной точки до ее политических результатов. Чем более фундаментальна исходная точка (чем больше она выявляет основные, важные и необходимые черты человеческой ситуации) и чем дальше она отстоит (или кажется, что отстоит) от результата (чем менее политической или связанной с государством она выглядит), тем лучше. Понимание не возрастет, если прийти к государству из произвольной или малозначительной исходной точки, явно смежной с ним изначально. А вот открытие того, что политические черты и отношения оказались сводимы к очевидно отличающимся от них неполитическим или идентичны им, было бы замечательным результатом. Если эти черты окажутся фундаментальными, сфера политики получит глубокое и прочное обоснование. Мы настолько далеки от подобного выдающегося теоретического достижения, что хотя бы из благоразумия нам следует избрать другой вариант, а именно показать, как политическая ситуация могла бы возникнуть из неполитической; т. е. имеет смысл начать изложение фундаментального объяснения с того, что в политической философии известно как теория естественного состояния.
Теория естественного состояния, которая начинает с фундаментального общего описания морально допустимых и недопустимых действий и с указания глубоко обоснованных причин того, почему в любом обществе некоторые люди будут нарушать эти моральные ограничения, а затем переходит к описанию того, как из этого естественного состояния возникает государство, послужит целям объяснения, даже если в действительности никакое государство таким образом не возникло. Идею возможного объяснения, которое интуитивно (и приблизительно) есть то, что было бы верным объяснением при условии, что все в нем упоминаемое было бы истинным и работающим, рассмотрел Гемпель[5]. Будем говорить, что возможное объяснение является дефектным по закону (law-defective), если оно содержит ложное утверждение, имеющее форму закона, и является дефектным по факту (fact-defective), если в нем наличествует ложная фактическая посылка. Возможное объяснение, которое объясняет явление как результат процесса Р, будет дефектным (даже не будучи дефектным по закону и по факту), если явление было порождено неким процессом Q, а не Р, хотя и Р мог к нему привести. Если бы его не произвел процесс Q, тогда это сделал бы Р[6]. Назовем возможное объяснение, которое в действительности не объясняет явление именно по той причине, дефектным по процессу (process-defective).