– Положь топор, не бей меня, а я тебе за это заплачу, садись на меня, – увидишь, что будет.
Ваня топор положил, подошел к птице, сел на нее. А птица как взмахнет крыльями – и поднялась выше лесу. Полетела, полетела, и понесла Ваню неизвестно куда.
И увидел Ваня край моря, а на краю моря – большой камень и большая луговина, и такое красивое, вольное место, что лучше, кажись, и не бывает.
Он и говорит сам себе:
– Эх, кабы деньги были, переехал бы я на это место жить.
А тут птица и пошла на низ. Ниже, ниже – и опустилась на землю.
Слез Ваня с птицы. Она крыльями взмахнула, в землю ударилась и стала птица – не птица, а такой же молодец, как и Ванюшка, – только на голове не волоса, а перья растут.
– Ну, Вань, – парень этот говорит, – теперь слушай, что я тебе скажу. Поведу я тебя к себе домой, выйдет навстречу старый старик и станет строго спрашивать, кто ты такой есть и зачем в наши края прибыл. Ты молчи, а я сам скажу, что ты меня от лютой смерти спас. Станет он тебя угощать, станет серебром-золотом дарить. Ты ешь и пей, сколько душа примет, а серебра и золота не бери: скажи, что у тебя и своего много. Проси у него одно только зеркало.
Как он сказал, так все и стало. Вышел к ним старик, гроза грозой. А как услыхал, что за гость пожаловал, – раздобрился. В горницу повел, стал угощать.
И прожил у него Ваня трое суток. А как собрался он уходить, стал его старик награждать серебром да золотом.
А Ваня не берет.
– Нет, – говорит, – дедушка, этого добра у нас и своего много.
– Так чего ж тебе надоть?
А Ваня говорит:
– Отдай ты мне зеркало, дед. Зеркало хочу.
Посмотрел на него старик.
– Ладно, – говорит. – Бери. Только сперва сослужи ты мне службу.
– Какую, дедушка?
– А вот есть у меня колесо. Обернись раз на колесе – отдам тебе зеркало.
– Что ж, пойдем! Сослужу тебе эту службу.
Пошли. Повел его старик в погреб, показал колесо, а сам наверх ушел.
Смотрит Ваня: вертится колесо – спица красная, спица черная, спица красная, спица черная… В глазах рябит.
Приловчился он – и скок на красные спицы! Обернулся разок и пошел из погреба наверх.
Глядь, а перед погребом старик лежит, будто неживой.
– Это что такое с им подеялось?
А тот парень ему говорит:
– Это смерть его. Кабы ты не на красные, а на черные спицы вскочил, так ты бы теперь мертвый был. Такое уж колесо – «жисть» называется. Ну, бери свое зеркало. Отнесу тебя, откуда взял.
Ударился он в землю и обернулся птицей. Не успел Ваня и оглянуться – опять в лесу стоит, возле лошадки своей. Лошадка как была, так и есть – сено кончает.
– Ну, братец, прощай. Боле не увидимся.
Улетела птица, а Ваня сушняку нарубил, увязал воз и поехал домой.
Вот едет он, едет, и раздумался:
– И пошто я это зеркало взял? Другому на беду, да и себе-то, может, не на радость… Ах ты, зеркало, зеркало!..
А зеркало вдруг и отвечает:
– Чего тебе, Ваня, надо?
– Надо чего? А набей ты мне полный мешок денег, вместо сена! Вот чего надо.
Только сказал, смотрит, так и есть! Полон мешок денег.
Вот приезжает Ваня домой. Глядит по сторонам – что такое? Улица будто та, а люди не такие. Прежних ребят никого не узнает.
И люди на него дивятся, один другому кричит:
– Эвона! Ванька Дедин едет! Пропадал, пропадал да и объявился.
Завернул он к себе на двор, распряг лошадку. Мешок с деньгами в избу занес. А мешок-то тяжеленный. Как свалил он его с плеч, так и брякнуло.
Мать и давай Ваню ругать:
– Да где ты, плут, был? Откуда денег столько привез? Небось подорожничал? Три года дома не бывал, отца уморил… Теперь и мать родную уморить хочешь? Сейчас в правление пойду – старшине заявлю.
Ваня и рта раскрыть не успел, а уж она дверью стук-хлоп и ушла.
Он сидит, в окошко смотрит. Видит – идут! Старшина, сотский, понятые…
Что делать? Достал он свое зеркало, погляделся в него и говорит:
– Зеркало, зеркало! Обирай деньги и наложи полный мешок клюквы!
Только сказал, заходит в избу старшина, за ним – сотский, за ним – понятые.
– Ты где, – спрашивают, – пропадал? Где денег взял эдакую прорву? Мать заявляет, что ты полный мешок привез.
А Ваня им:
– Да я и сам не знаю, где ездил-то. Вот мешок клюквы насобирал.
Схватились они за мешок. И вправду – клюква!
Они к хозяйке:
– Ах ты, старый черт! Наклюкалась с клюквы, что ли? Начальство зря беспокоишь.
И ушли все.
А Ваня говорит:
– Ну, матушка, видно, нам с тобой не житье.
Взял он свое ружье и вышел на крылечко. А кошка с собакой – за ним. Узнали хозяина, в глаза ему глядят. Кошка у ног трется, собака о землю хвостом стучит – обрадовались.
Вот он их погладил, потрепал и вынул свое зеркальце.
– Ах, зеркало, зеркало! Перенеси ты меня с кошкой и собакой на край света, – где большой камень лежит, где море шумит!
Отвечает ему зеркало:
– Закрой глаза.
Он глаза закрыл. А как снова открыл, так и увидел: стоит он на том самом берегу морском, на привольном месте, под большим камнем… И кошка при нем, и собака.
– Ах, зеркало, зеркало, построй ты мне на этом бережку домок-теремок, – чтобы крыша золотая, чтобы лесенка витая!
И поднялся на берегу дом – не дом, дворец не дворец, а лучше дворца.
Определился Ваня в этом дому жить. И кошка при нем, и собака. Вместе на охоту ходят, вместе за столом сидят – кашу едят, вместе у печки греются. Хорошо, только скучно.
И вот от скуки или еще от чего приснился Ване сон. Приснилась ему царевна, японского царя дочка. И до того эта царевна ему показалась, что хоть и не просыпайся совсем.
Цельный день он по лесу зря ходил – зайцев смешил, а вечерком, как воротился с охоты, так и схватился за зеркало.
– Ах, зеркало, зеркало! Принеси ты мне на эту ночку японского царя дочку!
Смотрит, – она уж тут как тут, будто в комнате сидела. А где была, там нету…
Утром хватились царевны в японском царстве. Ищут во дворце, ищут в городе, ищут по всему государству… Нет ее нигде – будто в воду канула.
Рассердился царь. По всем странам послов разослал.
– Найти, – говорит, – живую или мертвую!
Объехали послы все царства, все государства. Живые живут, мертвые в могилах лежат – нет нигде японской царевны. Ни с чем воротились послы.
А поблиз царского дворца жила одна знахарка. Хитрая была баба – хитрей черта. Посмотрела она в свою книгу, раскинула карты и пошла к японскому царю.
– Я, – говорит, – могу твою дочку разыскать, только дайте мне, что я потребую.
– Говори, чего тебе надобно.
– А вот чего: постройте корабль, чтобы против ветру ходил, как пó ветру, дайте матросов сотни три и капитана-молодца. Надо нам на край света плыть!
Сегодня сказала, а завтра уж все и готово.
Взошла знахарка на корабль и велела к тому берегу править, где Ванин дом стоит.
Приплыли. Вышла она на берег, стучит в ворота, просится ночевать.
Пустила ее царевна японская и спрашивает:
– А ты, старушка, куда идешь?
– Я, – говорит, – проходом. Богомолка я, – говорит. – Богу молиться иду. А тебе, красавица, не скучно ли тут? Кто у тебя в дому есть?
– У меня один муж.
– А где ж он сейчас?
– Да он каждый день на охоту ходит.
– А как уходит, он ничего не говорит?
– Нет, он всякий раз в зеркало поглядится и примолвит: «Зеркало, зеркало, дай нам хорошей охоты».
– А нельзя ли это зеркало посмотреть?
– Да оно у него под ключом.
– А ты выпроси ключи. Коли он тебя любит, он даст.
– Ладно, попрошу.
Вечером приходит Ваня с охоты.
– Это что за человек? – спрашивает.
Царевна объясняет: так и так – богомолка, Богу идет молиться. Ну, Ваня больше ничего и не спросил, пошел спать. А утром опять берет ружье, кошку с собакой – собирается на охоту.
Только ушел, знахарка спрашивает:
– Не оставил ключей?
– Нет. Да я сейчас за ним сбегаю, попрошу.
– Сбегай, милая, сбегай!
Она побежала, догнала его и просит:
– Ах, Ваня, оставь от шкапа ключи!
Вынул Ваня ключи, подает ей:
– Бери, коли надобны.
Приносит царевна ключи домой. Знахарка сейчас взяла их и отпирает шкап.
Достала зеркальце, а зеркальце ажно помутилось все, дрожит, звенит… Протерла его знахарка рукавом, поглядела в стекло и говорит:
– Зеркало! Обери этот дом, очисти площадь и перенеси на корабль все как есть – живое и неживое!
Подхватило дом с царевной и будто ветром сдуло. Снесло с площади и шлеп на корабль!