А Ваня на ту пору недалеко был. Увидел он с пригорка беду свою – и скорей бежать. Добежал до берега, прыгнул в воду и доплыл до корабля. Влез на палубу потихоньку, да и схоронился под шлюпкой. И кошка при нем, и собака – тоже приплыли и притаились.
А как отвалил корабль в море, вышел Ваня с-под лодки и сказался капитану.
Капитан спрашивает:
– Какой ты человек?
– Так и так, – Ваня отвечает. – Нечаянно попал.
– А работать ты что можешь?
– Все могу работать, что прикажете.
– А суп мне приготовить можешь? А то повар нам попался плохой. Кок – не кок, а хоть вилы в бок.
– Дай крупы, да мяса, да маслица побольше, – дак сварю.
– Ну, смотри же! Как я потребую, чтобы все мне было готово.
Час, другой прошел, капитан и говорит:
– Что, брат, готово у тебя?
– Готово.
Попробовал капитан суп – и диву дался: не то что едал, а и не слыхал про эдакий суп, – и горячо-то, и густо, и с наваром. Цельную миску съел да еще попросил. Другим не осталось.
Так Ваня ему и готовил суп, покуда они в царство японское не приехали.
А как прибыли они в японское царство да представили царевну во дворец – царь им пир задал. И знахарку позвал, и капитана, и всех матросов. Подали вина, угощенья всякого.
Капитан и говорит:
– А вот у меня на корабле повар был, суп варил – словами не сказать, только надо похлебать. Не слыхано такого супу.
Царь сейчас приказывает этого повара позвать. Позвали Ваню. Пришел он, кланяется.
Царь спрашивает:
– Можешь ты мне супу приготовить?
– Могу.
– Только чтобы было у меня готово, чуть я потребую!
– Будет!
Сварил ему Ваня суп. Подает. Царь попробовал и говорит:
– Оставайся у меня в поварах. Я не то что едал, а и не слыхал про эдакий суп – а ведь я царь…
Остался Ваня у него в поварах. И кошка при нем, и собака. Живут трое. Ваня суп варит, а сам смотрит да слушает – не скажут ли чего про царевну японскую.
И услыхал, наконец, что сидит она, победная головушка, в башне высокой, за семью дверями крепкими, за семью замками железными. Сторожат башню семь сторожей и никого не пропускают, окромя девушек-служаночек. Это, – люди говорят, – знахарка царя надоумила, а самому бы ему невдогад.
Стал Ваня мимо этой башни похаживать, стал на эту башню поглядывать. А сквозь решетки царевна смотрит, – что там внизу делается. Смотрела она, смотрела да и разглядела своего Ванюшку.
Сейчас написала письмецо, набила кошелек золотом да и бросила ему в окошко.
Поднял Ваня находку. Деньги пересчитал, письмо прочитал. А было в том письмеце написано:
«Найми на эти деньги людей и проведи под башню подземный ход. Будешь этой дорогой ко мне ходить».
Он так и сделал. Прорыл под башню подземный ход и стал к царевне ходить каждую ночь.
Вот как-то ночью не спалось им, не дремалось. Они утром-то и проспали.
Пришли в башню служаночки прибирать-подметать, видят: вор в ихнее царство забрался, на постели спит. Позвали они стражу да и захватили его сонного.
Докладывают царю:
«Так и так, ваше царское величество! Хоть и высокая у вас башня, а не помогло…»
Рассердился царь, ажно взбесился. Приказал Ваню накрепко связать и бросить в глубокий ров.
– Пусть, – говорит, – он, вор, там и помирает. Стряпал, стряпал да и настряпал!
Взяли Ванюшку, связали, повезли в дремучий лес, ко глубокому рву… Те – за руки, эти – за ноги, раскачали да и бросили в пропасть…
И без крыльев, мол, долетишь!
Бросили и ушли. А собака с кошкой разнюхали следы да и прибежали в лес. Сидят над провалищем, смотрят вниз: не видать ли хозяина? Да где там! Уж больно глубокая яма-то…
Они себе смотрят, а Ваня летит… Летел, летел, летел-летел… Сколько дней, сколько ночей. А как упал, так и память потерял…
Лежит, бедняга, ни живой ни мертвый – не думает, не дышит и снов не видит… А сверху на помощь ему дружки ползут… Зверь – он не человек, в беде не покинет!
Очувствовался Ваня, поглядел кругом и видит: сидит в яме кошка на задних лапках и войсками своими командует. А кроты и мыши навытяжку перед ей стоят.
Говорит кошка:
– Все ли собрались? Кого на перекличке нет?
А кроты и мыши отвечают ей:
– Нет, матушка-государыня, не все, не все! Нету еще хромого писаря.
– Да где ж он?
– А вон, матушка, идет-ковыляет, за другими не поспевает.
Тут подходит хромой писарь – серая шкурка, длинный хвост. Мала мыша, да повадка хороша.
Бегает не скоро, смекает споро.
– Ты что, хромой черт? Где пропадал?
– Матушка-государыня, не гневайся! Как ходил я на белый свет, да как ударила меня та старуха проклятая поленом по ноге, так и стал я хромцом-тихоходом. Не угнаться мне за братьями-сестрицами.
– А помнишь ли ты дорогу на белый свет?
– Помню, матушка-государыня, помню. Как не помнить!
– Ну, так поди вперед, показывай путь. А мы все за тобой.
Махнула кошка лапкой, и пошло в поход войско мышиное, полки кротовые. Иду-идут, дорогу Ване расчищают. Сперва стоймя шли, потом пошли на коленках, потом – четвероного, потом – ползком поползли.
Землю кусали, пылью дышали – еле на белый свет выбились, Ваню вытащили.
А как вышли на белый свет, хромой писарь и говорит:
– Эта старуха, Ваня, что у тебя зеркало отняла, она и меня сильно обидела – ногу мне перебила. Пойдемте-ка да украдем у ней зеркало. Ты оставайся, Ваня, здесь, жди-поджидай, грибы собирай, а мы и без тебя управимся. Эй вы, кошка-собака, за мной.
Ждет Ваня – поджидает, грибы собирает, а те трое под дверью у старухи сидят, совет держат.
Мышонок и говорит:
– Ты, кошка, у ей в головах сядь. Ты, собака, под изголовьем стань, а я к ней на грудь заберусь и стану под носом хвостом водить. Она чихнет да и отдерет голову от подушки. Тут уж ты, кошка, не зевай! Я знаю – зеркало у ней под подушкой лежит. Ты его хватай да собаке подавай. А собака пущай из дому утащит.
Сказано – и сделано.
Пробрались они в дом – мышка в щелку пролезла, кошка – в окошко. Пролезли и отворили дверь – собаку впустили. Собака у кровати стала, кошка в изголовье села, мышка на одеяло всползла. А знахарка-то спит – ничего не знает.
Подобрался мышонок к ей поближе, сел на грудь, давай под носом у старухи хвостишком водить – туды-сюды, туды-сюды!.. И не захочешь, да чихнешь!
Чихнула старуха и отодрала голову от подушки… Не успела затылок отпустить, а уж кошка схватила зеркало и собаке подала. А собака со всех ног – скок на порог, да из комнаты, да с крыльца, да по двору, да по дороге – и принесла зеркало Ване.
Взял его Ваня в руки, погляделся в него и говорит:
– Ах, зеркало, зеркало! Как же ты меня оставило?
А зеркало ему отвечает:
– Такая уж у меня, Ваня, судьба. Не в твоих руках было, не тебе и служило. Смотри же, крепче меня держи. С глаз не спускай, из рук не выпускай!
– Нет, уже теперь не выпущу, – Ваня говорит. – А ты, зеркало мое, зеркало, перенеси меня опять на край моря, где камень лежит, где море шумит. И товарищей моих верных прихвати – кошку-подружку, собаку-дружка.
Не успели оглянуться, а уж зеркало их перенесло… Ходит Ваня по берегу, не наглядится, не надышится. Вот хорошо-то: домой воротился!
– Зеркало, зеркало! Построй мне дворец всем дворцам на образец!
И встал на берегу дворец. И нигде на свете такого дворца нет, да, может, и не было.
Погулял Ваня по комнатам, полюбовался.
– Зеркало, зеркало, принеси ко мне японского царя дочку!
А она будто здесь и была.
– Ну, – говорит ей Ваня, – больше не бывать тебе в царстве японском. Так ты и знай.
А царевна отвечает:
– Да я и сама туда больше не хочу. Насиделась в башне-то. Я и батюшке так напишу: «Остаюсь при своем Иване».
Получил царь японский письмецо, пишет ответ:
«Коли уж поженились – делать нечего: не разженишь. Приезжайте в таком разе в нашей столице жить».
А Ваня и сам не поехал, и жену не пустил.
«Коли хотите, – отвечает, – милости просим сюда, до нашего порога, к нашему пирогу. А нам и дома хорошо».
Обиделся японский царь и открыл Рассее войну.
Чудо-чудное
Жили старик со старухой. Вот старуха и говорит:
– Старик! Пустил бы ты морду в реку – не попадет ли какая рыбинка.
– Отчего не пустить? Можно.
Наутро, чуть только колокол к заутрене, побежал старик к морде. Смотрит, попала щука большая-пребольшая. Старик и обрадел.