Странным образом здесь,
на острове Эллис, они случались даже чаще, чем во французских лагерях, когда
немецкие войскаигестапо стояли совсемрядом,внескольких километрах.
Вероятно, воФранции эта сопротивляемостьсобственным нервамбылакак-то
связанасумениемчеловека приспосабливаться к смертельной опасности. Там
дыхание смерти ощущалось стольявно, что,должно быть, заставляло человека
держать себя в руках, зато здесь люди, только-только расслабившиеся при виде
стольблизкогоспасения,спустякороткоевремя,когдаспасениевдруг
начинало снова от них ускользать,теряли самообладание начисто.Впрочем, в
отличие от Франции, на острове Эллис неслучалосьсамоубийств -- наверное,
все-таки ещеслишкомсильна была влюдях надежда,пусть ипронизанная
отчаянием.Зато первый же невинныйдопросу самого безобидного инспектора
мог повлечь за собой истерику: недоверчивость и бдительность, накопленные за
годы изгнания, на мгновениедавалитрещину, и послеэтого вспышканового
недоверия, мысль, что тысовершил непоправимую ошибку, повергала человека в
панику. Обычно у мужчин нервные срывы случались чаще, чем у женщин.
Город, лежавший столь близко ипри этом стольнедоступный, становился
чем-товродеморока --он мучил, манил, издевался,все суляи ничего не
исполняя.То, окруженный стайками клочковатых облакови сиплыми, будто рев
стальных ихтиозавров, гудками кораблей, он представал громадным расплывчатым
чудищем,то,глубокойночью,ощетиниваясьсотнейбашенбесшумногои
призрачного Вавилона, превращался в белый и неприступный лунныйландшафт, а
то,позднимвечером,утопаявбуранеискусственныхогней,становился
искрометнымковром,распростертымот горизонтадогоризонта,чуждыми
ошеломляющим после непроглядных военных ночей Европы, -- об эту порумногие
беженцы в спальном зале вставали, разбуженные всхлипами и вскриками, стонами
и хрипом своихбеспокойныхсоседей,тех, кого все еще преследовали во сне
гестаповцы,жандармыиголоворезы-эсэсовцы,и, сбиваясь в темные людские
горстки,тихо переговариваясьилимолча, вперив горящийвзглядв зыбкое
марево на том берегу, в ослепительную световую панораму Земли Обетованной --
Америки,застываливозлеокон,объединенные немымбратствомчувств,в
которое сводит людей только горе, счастье же -- никогда.
У меня был немецкийпаспорт, годный ещена целыхчетыре месяца. Этот
почти подлинный документ был выдан на имя Людвига Зоммера. Я унаследовал его
отдруга, умершего два года назад вБордо; поскольку указанныев паспорте
внешние приметы -- рост, цвет волос и глаз -- совпадали, некто Бауэр, лучший
вМарселеспециалистпоподделкедокументов,авпрошломпрофессор
математики, посоветовал мне фамилию и имя в паспорте не менять; и хотя среди
тамошних эмигрантовбылонесколько отличныхлитографов,сумевшихуже не
одному беспаспортномубеженцу выправить вполнесносные бумаги, явсе-таки
предпочел последовать советуБауэра и отказаться от собственного имени, тем
более что от него все равно уже небыло почти никакого толку.