Челночниц он встретил по обыкновению щедро, никою из них не выделял
вниманием, танцевал в саду с каждой примерно поровну и дурачился со всеми
без обиды и скабрезности и, разумеется, ни с кем не менял своего летнего
наряда, однако когда отправились кататься на катере и к компании
присоединились Радобуд и Курбатов, сам собой разложился марьяж. Марина
забралась в рубку к капитану, Лена спустилась к профессору-пенсионеру в
каюту играть в шахматы, а Томила - женщина, носящая цыганское имя, но
совершенно на нее не похожая, осталась на палубе с Мавром.
Почти счастливым, разгулявшимся и свободным дамам требовалось
что-нибудь эдакое, романтично-сердечное, но кавалеры мало куда годились.
Молодой еще Радобуд вообще избегал женщин, дежурный лодочник-ученый
перебрался на юг. чтобы лечить застарелый ревматизм, и, в буквальном
смысле, скрипел на ходу, как немазаная телега, а Мавру, несмотря на
здоровье, шел девятый десяток, и кроме того, он пристроился в рубке читать
газеты.
Но других-то кавалеров не было!
Море выдалось не очень-то для купания, после недавнего шторма пошла
низовка, вода была градусов восемь, но когда из виду начала скрываться
береговая полоса, барышни изъявили желание окунуться в открытом море. Для
страховки вместе с ними нырнули и Радобуд с Мавром, побултыхались
несколько минут, вылезли на палубу, и тут началось согревание женских тел.
Согласно марьяжу.
Коноплев еще ничего не заподозрил и ничему не удивлялся, так как знал
Томилу давно и относился к ней с чувством дедушки к внучке - это была
условная игра со всеми молодыми женщинами. Она прижималась к Мавру и
слегка пьяненькая, шептала:
- Ты почему такой горячий? Тебе не холодно, да?.. Откуда в тебе
столько энергии?
- От солнца, - сказал он.
- Я когда долго загораю, меня знобить начинает. И загар совсем не
пристает... Давно хотела спросить... И мы сегодня с девчонками спорили -
сколько тебе лет? Ты, как женщина, скрываешь свой возраст.
Он гордился своими годами, но и в самом деле иногда скрывал. Чтобы не
шокировать впечатлительную публику.
И сейчас, слушая ее шепоток, Мавр вспомнил время, когда Томила
однажды приезжала с мужем, спортивным молодым человеком, а потом с
двухлетним сыном и двумя годами позже - с любовником. И в первый, приемный
день, после пира как-то сами собой возникали мужские соревнования: в
основном тянулись на руках или делали заплывы. Хозяин вначале не
участвовал в развлечениях гостей, но его подначивали, поддразнивали и в
результате втягивали в состязания. Мавр поочередно, в разные годы уложил и
мужа, и любовника Томилы, тем самым испортив отношения на весь сезон.
Ни тот, ни другой на юг больше не приезжали.
Сколько Мавру лет - гадали чуть ли не все постояльцы, и когда он
говорил правду, уличали в кокетстве. Она тоже не поверила, с прищуром
белесых ресниц осмотрела его грудь, шею, попыталась разгладить складку,
перечеркивающую левую щеку от виска до подбородка, поняла, что это не
морщина, а глубокий, закамуфлированный врачами шрам, но спросила
совершенно об ином.
- Ты кто, Мавр? Ты кем был раньше? Это уже был девяносто пятый год, и
потому он сказал открыто:
- Генералом был.
И этому она не поверила, осталась при своем мнении.
Но когда вернулись домой и уже вшестером продолжили пир, впервые за
много лет он изменил себе и, удалившись в свою комнату, вышел оттуда в
генеральском мундире со звездой Героя Советского Союза и иконостасом
орденов и медалей до живота. То ли от радости неожиданной встречи, то ли
от вечного тягла двойной жизни, ему захотелось не то чтобы поразить
воображение Томилы, но как бы заявить о себе настоящем.