Рядом в кресле, обмотанный, как паутиной, ремнями, восторженно подвывает стажер.
У меня за спиной ругается Жека и упорно ползет на мостик, драить Синявскому пиратскую морду.
Впрочем, если забить на болтанку и тряску, на голимые амплитуды, в этот раз у штурмана получается сносно. Нас и цапнуло всего ничего, мелкий шлак проскрипел по борту, я уж думал накинуть четверку, за упорство и беспощадность к друзьям, но Синявский меры не знает, чует, что маневр выполним, и безбашенно прет напролом. Лихачит Синявский, как прыщавый кадет, рисуется перед стажером, вдохновленный восторгами пацана.
Уплотненный поток ему не дается, на десятой секунде нас бьет, нас швыряет, слепит красным со всех кнопок пульта, и от этого Славка теряет контроль, Ракушку долбит в лоб и в днище, и над пультом – взвесь алых горошин, кого-то до крови уже приложило, нехорошо, опасно.
Я, наконец, добираюсь до кресла:
– Руки с пульта! Управление капитану!
Пальцы скользят по клавишам, нужно бы сдать на край, но прогалины нет, я иду сквозь поток, вывязывая, словно петли крючком, пилотажные бочки, одну за другой. Вот, совсем не сложно, Синявский, если себя контролировать, если чувствовать поток и корабль, не нужно это Вселенной, ни показной бравады, ни суеты.
Стоп-сигналы гаснут, скучнеют, звуки сходят на нет. Перед нами снова простор, сама темень с янтарными плошками звезд, чистый Космос на блюде иллюминатора. Славка хохлится, ждет нахлобучки. В рубку пробирается злобный эльф с распухшим кровавым носом и дает Синявскому подзатыльник, а после привычного рукоприкладства в яркой доступной форме рассказывает о впечатлениях.
Я отвязываю стажера, вслух мечтая отправить того в летаргический сон до Орхиды.
– Круто! – дурным голосом выдает Иванов. – Я так тоже хочу! – заявляет Пашка. – Научите меня, командир! – и его обильно тошнит на приборы.
Жека ойкает и сбивается с фразы, а потом начинает ругаться по новой.
Вылетев пробкой из пояса Громова, начинаем считать убытки.
– Командир, в брюхе сито, но это по мелочи, трюмы изнутри залатаем. Проблема в четвертой торпеде, минус пятнадцать к маневру и генерации топлива.
– Слушай, Синявский, а ты попал. Тут поблизости доки на Нерде, чалимся на ремонт. Мы с Петренко исследуем пляж, а ты будешь чинить торпеду.
Славка угрюмо молчит, привычный. А у меня на борту только так: сам накосячил – сам ремонтируй.
– А я? – не скрывает обиды стажер, позабытый родным командиром. Промолчать бы тебе при раздаче наград, но изволь, получи-распишись:
– Тоже в доки, при штурмане будешь. Он тебе все расскажет, покажет, станешь спецом по Ракушкам.
Славик тихо скрипит зубами. Ну а ты как хотел, Синявский? Наказание должно быть суровым. И охватывать весь воспитательный спектр. К тому же, вдвоем косяка давали, продолжайте работать в паре.
Ну, пока суд да дело, латаем корпус.
– Я все знаю про сварку! – заявляет стажер. – Мы ее проходили, я теорию сдал лучше всех!
– Что ты сдал? – уточняю с понятной опаской. – Так, стажер Иванов, положи-ка УРИ. Я сказал: положи и не трогай руками.
– Да чего! – обижается Пашка. – Это вот лучевая пушка, а еще можно сварку пустить по дуге, но она скорее диффузия при высоких температурах, а здесь…
– В сторону, штурман, живей!
Из-под рук Иванова шарашит искрой, Славик прыгает, что кенгуру, уходя от луча залихватским зигзагом, но стажер попался упорный, лупит в штурмана почем зря, как из бластера по зеленым пришельцам.
– Что у него за режим? – кроет матом из недр недобитый Синявский.
– Лазерный дальний. Вглубь уходи!
– Паша, палец с кнопки сними, я ж тебе еще пригожусь!
– Брось ружье, Иванов! Мы сдаемся!
Иванов выполняет приказ, и УРИ, громыхнув и подпрыгнув, выпускает последний разряд. Тишина на борту. Благодать. Мой рукав крепко сварен с каркасом и для пущего эффекту дымится.
Эй, зову, теоретик! Ты цел? А охрану труда проходили?
С тихим свистом из трюма выходит воздух.
С тихим свистом из глубин выползает Синявский:
– Командир, вас таки припаяло? Все, стажер! Я тебе руки выдерну и на нужное место поставлю. Это просто вопрос выживания!
Штурман мой – пират не из робких: на другой день стажер снова в трюме, под строжайшим надзором ремонтирует борт. Ну, мои законы для всех. Сам сломал – сам чини, практикуй работу со сваркой. Жизнь – суровая штука, пацан.
– Жека, тебе чего?
– Есть разговор, командир. Предлагаю оставить стажера на Нерде. Давайте, по старой схеме: вы включаете привереду, я работаю на подхвате. Астероидный пояс – его косяк. Потом этот анекдот со сваркой. Он же ничего не умеет, бессмысленная инфузория!
– Экая ты стала злая. Помнишь, с чего сама начинала? Неваида, песчаная буря. Как вы со Славкой хвосты петушили! А плюхнулись на поверхность и увязли всем Моллюском в песке. Я ж насилу вас откопал!
– А все говорят, вы суровый…
– Я не суровый, я справедливый. Вам дал шанс, и стажеру подкину. Все, не видишь, я делом занят? «Он прицельно бабахнул и выбил пушку из третьей руки мерзкого гада…» Между прочим, у этого гада в десятой руке топор. Жек, отстань, дай дочитать!
– Докладываю, Андрей Алексеевич: вам на Нерде готовят встречу. Предлагают букеты, фанфары. Ну или просто пива попить.
– И с чего бы такая честь?
– В доках Лемехов и Вишняков.
Я улыбаюсь от уха до уха и потираю руки, я всегда рад встрече с друзьями.
Жека Петренко хмурится, понимает, что стажер Иванов временно оправдан по главным пунктам. Обвинение провалило процесс.
Безопасная планета
– Командир, а тут новый пляж расчистили, там туристов нет, тишина! Может, с нами?
– На кой черт мне тишина? Нет уж, ребятки, я в гущу, я к людям. У меня тут друзья, между прочим, с пивом и разговорами, вас двоих мне в полете хватает, аж по самую глотку.
Жека с Синявским хватают сумки и жизнерадостно чешут в пампасы. Штурману повезло: в доках Нерды с утра выходной. Славке помощь не то чтоб нужна, ботвы на борту немеряно, просто мудрые корабелы, дабы не соблазняться работой, обесточили все, вплоть до климат-контроля. Жарко в поверхностных доках, точно в глотке больного вулкана, а починка торпеды требует постоянного охлаждения. Вот и гуляем руки в карманы. Лишь несчастный стажер стоит у отеля и буравит зрачком горизонт. Неуютно стажеру на Нерде.
Ну а ты, – говорю, – чем займешься? Хочешь, вместе на главный пляж?
Нет, – трясет головой Иванов, – не пойду, командир. Там же люди! Я над островом полетаю.
И скейтборд предъявляет, на воздушной подушке. Зная слабости Иванова, изучаю со всех сторон аппарат и опасливо предлагаю: валяй! Полетай, чтоб я видел, но только медленно и без резких маневров. Пашка делает круг над отелем, очень медленно, показушно, ну, хоть в этом он не теоретик, аж от сердца слегка отлегло.
Значит так, говорю, если шею сломаешь – будешь сам ее ремонтировать.
Я ж ногами да по твердой земле, да в соленое море в разгар сезона. Люди ему. Разумеется, люди, и такое счастье, что люди – хорошие, разные, шумные – словами не описать!