Муж пришел через десять минут, сел рядом и положил руки ей на плечи. От них пахло сигаретами и цветами, которые росли у них на балконе он наивно предполагал, что размятые в пальцах лепестки способны отогнать этот резкий запах, так знакомый ей. Так пахло ее детство.
Тебе, может быть, скучно? пробормотал он. Хочешь, поезжай в отпуск. Отдохни. Развейся.
Одна? Руби скривилась, словно съела жирную зеленую муху, и надула обиженно губы. Не хочу без тебя.
Но я не могу. Мне надо работать, засмеялась муж и, поцеловав ее в шею, поднялся с дивана и отошел к небольшому бару.
Он стоял и перебирал бутылки, словно собирался выпить. Но девушка знала он не пьет в рабочие дни. Да и на выходных мог пригубить бокал вина за компанию или опрокинуть рюмку водки. То ли нечего ему было глушить в обжигающей внутренности и проветривающей мозги жидкости, то ли он знал какой-то секрет, как можно оставаться трезвым в этом безумном мире.
Или это только ее мир был безумен?
Лениво наблюдая за мужем, Руби чувствовала, как ее переполняет дикая ненависть. Она слишком долго жила одна больше трех лет и отвыкла постоянно видеть перед глазами напоминание о том, насколько ей не повезло. Иногда она представляла что бы сделала, на что решилась бы, будь она как все. Вот сейчас, ощущая внутри копошащуюся червями злобу, ушла бы она от него? А может, они бы никогда и не поженились? Или смогла бы она рассказать ему про то, что так ее мучает и из-за чего пришлось даже уйти с работы?
Я давно хотела тебе рассказать У меня, кажется, проблемы с памятью, внезапно даже для себя вдруг выпалила девушка.
Что? Он обернулся, серьезный, нахмурившийся, все еще держа бутылку с темно-золотой этикеткой в руках. Какие проблемы? Ты ничего не говорила.
Не говорила, равнодушно пожала она плечами. А должна была? Я думала, вы умеете считывать людей
Мы же не читаем мысли, Руби. Что за бред ты несешь? Что значит проблемы с памятью? Это действительно волнение? Или хорошая игра?
Я я была у врача. Они ничего не нашли. Так что Сказали последствия той аварии. Помнишь?
Еще бы. Лучший день в моей жизни.
Он заулыбался, поставил, наконец, бутылку обратно в бар и подошел к ней. Взяв ее лицо в свои руки, он долго всматривался в ее глаза, а потом, чмокнув в нос, вышел из комнаты.
Руби ошарашенно смотрела ему вслед. Что? Лучший день в его жизни?
Это никак не укладывалось у нее в голове. Для нее та авария была не только самым ужасным событием, но и имела колоссальные последствия если верить врачам, и она действительно теряла память из-за нее. Но дело было даже не в этом. Очевидно, что он имел в виду встречу с ней своей женой, но даже в этом она не могла разделить его радость. Все чаще и чаще последнее время ей казалось, что она сделала ошибку. Самую серьезную за всю свою жизнь. Иначе как объяснить это постоянное зудящее чувство раздражения, сковывающее ее, как только он возвращался домой. Как объяснить то, что она забывала значимые события из их совместной жизни свадьбу, медовый месяц И даже первое свидание! Может быть, это был какой-то врожденный механизм защиты? Может, это и была ее та самая особенность, которой ей так не хватало?
Девушка поднялась, медленно, словно крадучись, подошла к бару и, налив себе виски всего на один глоток, залпом осушила стакан. Жидкость обожгла язык, небо, спустилась по пищеводу, растекаясь теплой негой внутри. Кажется, она начинала понимать, что чувствует муж, отец и любой другой человек, когда вдруг осознает, что ни к чему сопротивляться, ни к чему держаться за кого-то. Ты не вступаешь в бой, не ищешь мирных переговоров. Просто разворачиваешься и уходишь. А внутри чувствуешь, как обрывается связывающая вас нить и падает на пол. Никто ее не держит ни ты, ни он.
Это была последняя мысль, которую она запомнит. Последнее ощущение невероятной легкости в теле. А следующие несколько месяцев пропадут из памяти Руби Бейкер.
Глава 2
Брук
Чайки носились, как сумасшедшие, суетясь над вздымающимся морем, лишь бы схватить зазевавшуюся рыбешку, не успевшую нырнуть поглубже. Куда хватало взгляда, простиралось бескрайнее море, и казалось, что не было на Земле никого, кроме нее одной.
Брук Доэрти никогда бы не подумала, что встретит свою старость вот так сидя на балконе фешенебельного отеля, служившего ей последним пристанищем. Вряд ли она когда-нибудь еще решится на переезд, учитывая, что даже путь от кровати до мягкого уютного кресла, обдуваемого легким бризом, давался ей с трудом.
Ее муж умер. Давно. Так давно, что она почти забыла, как он выглядит. Есть хоть какая-то прелесть в старости никто не удивляется, как из твоей головы испарялись образы близких людей. Жаль только, что нельзя было стирать что-то по своей воле. Она бы затерла один единственный день, в который так хотелось вернуться и все изменить. Вряд ли можно было сделать хуже. Куда уж
Ее помощница сидела чуть в стороне и читала книгу, каждые пять минут поднимая глаза на свою подопечную. Вдруг что? Она нравилась Брук молодая, в меру упитанная ровно настолько, чтобы не вызывать у нее отвращения или, напротив, чувства зависти, с медицинским образованием, хорошими рекомендациями и, что важнее всего, с удивительной способностью не производить ни звука. Так, чтобы складывалось ощущение, что ее вообще нет. Иногда девушка даже умудрялась напугать свою подопечную, подойдя к ней сзади и задав какой-то вопрос.
Элен. Ее звали Элен. Фамилию миссис Доэрти не помнила не было нужды. Да и кто в их время обращает внимание на то, как зовут твою помощницу, если тебе самой сегодня исполнялось семьдесят, а детьми и внуками ты не окружена. Ничего не остается, только довольствоваться компанией за деньги. Причем немалые.
Брук с трудом поднялась, шаркая тапочками, подошла к решетке, отделяющей ее от бескрайних просторов, и стояла, не отрывая взгляд от трепещущего в ожидании бури моря.
Милая, можешь принести мне плед? Становится холодно. Только тот, что мне подарили на день рождения. Поищи, он должен быть где-то в коробке
Да, миссис Доэрти. Сию минуту.
Элен замешкалась на пороге, не желая бросать подопечную. Она чувствовала, что что-то не так не могла не чувствовать, но и противиться просьбе тоже не смела. Тихо колыхнулся почти прозрачный тюль, отделяющий комнату от балкона, и женщина осталась одна.
Это было так просто. Так правильно. Сделать один шаг, податься дальше, за решетку, и разделить со своим мужем, которого она даже не помнит, эту вечность.
«И почему я не сделала этого раньше?».
* * *
Волны лениво накатывались на берег, прогоняя мелких птичек, клюющих что-то в песке и смешно семенящих тонкими лапками. Это был ее первый день здесь, на море, в лучшем пятизвездочном отеле, куда она переехала, измучившись от города, в котором все напоминало то, что так хотелось забыть. Она слишком долго оттягивала этот момент. Надо было давно решиться.
Миссис Доэрти, вам не холодно?
Услужливая и большую часть дня молчаливая Элен, ее помощница, шла в трех шагах позади и несла теплую шаль, прихваченную на тот случай, если Брук Доэрти, которой она прислуживала уже много лет, замерзнет.
Женщина не удостоила ее ответом, лишь слегка качнула головой.
Ей сегодня исполнялось шестьдесят. Несмотря на то, что многие в этом возрасте только начинали жить, выходя на пенсию и занимаясь внуками, Брук чувствовала себя на все девяносто здоровье давно было ни к черту, а следить за ним не хотелось. Не горело в ней желание радоваться или хотя бы не мучиться от болей, изнуряющих ее каждый день.
Никто не догадывался, да и она сама до недавнего времени не понимала, почему так рьяно борется с попытками врачей привести упрямую пациентку в надлежащий для ее возраста вид. И только буквально вчера, глядя, как Элен собирает чемоданы, она наткнулась на вылетевший из коробки, которую, должно быть, не доставали уже несколько лет, листок всего с четырьмя словами: