Кроме
того, он активно выступал за запрет атомных испытаний, которые доктор
Блутгельд продолжал пропагандировать даже после катастрофы. Более
того, мистер Остуриас публично осудил испытания 72- го и назвал их
примером психоза на высшем уровне… критика непосредственно в адрес
Блутгельда, который, несомненно, так ее и расценил.
Не играй со змеей, подумал мистер Остуриас, если не хочешь быть
ужаленным… увольнение ничуть не удивило его, а лишь убедило в
собственной правоте. К тому же, если вдуматься, доктору Блутгельду оно
тоже принесло мало хорошего. Но, скорее всего, физик вряд ли придавал
этому какое-либо значение - ведь Остуриас был всего-навсего никому не
известным молодым преподавателем, и в университете вряд ли заметили
его отсутствие. Учебный процесс продолжался, оставался на своем посту
и Блутгельд.
Надо поговорить о нем с Бонни Келлер, сказал он себе. Нужно выяснить,
что именно ей известно, а, поскольку она весьма словоохотлива,
большого труда это не составит. Интересно, что мог бы сказать по этому
поводу Стокстилл? Само собой, если доктор хотя бы раз встречался с
Блутгельдом, он наверняка подтвердит мой диагноз, подтвердит, что этот
тип самый настоящий параноидальный шизофреник.
Из динамиков доносился голос Уолта Дэнджерфилда, читающего «Бремя
страстей человеческих» , и мистер Остуриас постепенно окунулся в
атмосферу этого гениального произведения. «Проблемы, казавшиеся нам
столь жизненными, - размышлял он, - в прежние времена… невозможность
бежать от несчастных личных отношений. Зато теперь мы научились ценить
любые отношения. Да, с тех пор мы многому научились».
Сидящая неподалеку от школьного учителя Бонни Келлер тем временем,
думала: вот еще один, пытающийся разыскать Бруно. Еще один человек, во
всем винящий его, пытающийся сделать из него козла отпущения. Как
будто один человек , даже если бы и захотел, мог развязать мировую
войну и стать причиной гибели миллионов.
«Нет уж, с моей помощью тебе его не найти, - сказала она себе.
Конечно, я могла бы вам помочь, но не стану этого делать, мистер
Остуриас. Так что можете спокойно вернуться к своим контрольным, и к
своим поганкам. Забудьте о Бруно Блутгельде, вернее о мистере Три, как
он сейчас себя называет. Так он стал называть себя с того дня, семь
лет назад, когда нам на головы начали падать бомбы, и он, бродя по
улицам разрушенного Беркли, никак не мог понять - равно как и все мы -
что же такое происходит».
Глава 5
С накинутым на руку пальто Бруно Блутгельд плелся по Оксфорд-стрит,
главной улице кампуса Калифорнийского университета. Голова его была
низко опущена, и он старался не оглядываться по сторонам. Дорога
Блутгельду была прекрасно известна, а студентов, этих молодых людей,
замечать не было ни малейшего желания. Не интересовали его ни
проносящиеся мимо машины, ни обступающие улицу здания, многие из
которых были совсем новыми. Он попросту не замечал города Беркли,
поскольку тот его просто не интересовал. Бруно был погружен в
собственные мысли, и, кажется, начинал отчетливо понимать, в чем
кроется причина его болезни. А в том, что он болен, не было ни
малейших сомнений, он просто чувствовал это. Вопрос был лишь в том,
где кроется причина недуга.
Скорее всего, думал он, причина этой его болезни, этого ужасного
заболевания, в конце концов приведшего его к доктору Стокстиллу, чисто
внешняя. Интересно, сумел ли этот психиатр по итогам его сегодняшнего
визита составить хоть мало-мальски правдоподобную теорию? Бруно
Блутгельд сильно сомневался в этом.