Или…
- Некоторые люди лучше видят пятна у меня на лице и могут читать мои
мысли более отчетливо, нежели другие, - сказал мистер Три. - Мои
наблюдения показывают, что люди делятся на две категории: одни
практически ничего не замечают, другие как будто сразу замечают, что я
отличаюсь от остальных - видят пятна. Вот, например, когда я подходил
к вашей приемной, на противоположной стороне улицы какой-то негр
подметал тротуар… стоило мне появиться, как он тут же прекратил работу
и уставился на меня, хотя, конечно, был слишком далеко, чтобы все как
следует рассмотреть. И, тем не менее, он заметил.
- Интересно, почему бы это? - спросил Стокстилл, делая очередную
пометку.
- Думаю, вы и сами догадываетесь, если вы и в самом деле врач.
Женщина, рекомендовавшая вас, утверждала, что вы прекрасный
специалист. - Мистер Три смотрел на него так, будто его ожидания
оказались совершенно напрасными.
- Наверное, было бы лучше сначала выслушать историю вашей жизни, -
сказал Стокстилл. - Насколько я понимаю, меня вам рекомендовала Бонни
Келлер. Как она поживает? Мы с ней не виделись, наверное, с апреля,
или… кстати, ее муженек оставил таки эту свою дурацкую школу, о
которой столько рассказывал, или нет?
- Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать Джорджа и Бонни
Келлер, - заявил мистер Три. - Доктор, на меня оказывают страшное
давление. В настоящее время может быть принято окончательное решение о
моем уничтожении; дело зашло настолько далеко, что … - Он запнулся. -
Бонни считает меня больным, а я уважаю ее мнение. - Теперь он говорил
очень тихо, и слова едва можно было разобрать. - Вот я и пообещал ей
сходить к вам, хотя бы один раз.
- Скажите, а Келлеры по-прежнему живут в Уэст-Марино?
Мистер Три утвердительно кивнул.
- У меня там бунгало, - сказал Стокстилл. - Обожаю ходить под парусом.
Наступает погожий денек, и я тут же мчусь в Томалес-Бэй. А вы
когда-нибудь катались на яхте?
- Нет.
- Скажите мне место и дату вашего рождения.
Мистер Три ответил:
- Будапешт, тысяча девятьсот тридцать четвертый год.
Доктор Стокстилл, умело задавая нужные вопросы, постепенно начал
узнавать подробную историю жизни пациента, факт за фактом. В его
работе это было просто необходимо: сначала диагноз, затем, если
возможно, выздоровление. Анализ, а потом лечение. Известный всему миру
человек, которому все время казалось, что кто-то за ним следит - как
же в этом случае отделить фантазии от реальности? На что можно
опереться, чтобы отделить одно от другого?
А ведь как было бы просто, думал Стокстилл, найти здесь патологию. Так
просто… и так соблазнительно. Человек, которого столь многие
ненавидят…И, в принципе, я с ними согласен, признался он сам себе, с
этими многими , о которых говорит этот Три - или, вернее, Блутгельд.
Ведь кроме всего прочего, я тоже являюсь частичкой общества, частью
цивилизации, которой сейчас угрожают грандиозные, фантастические
ошибки в расчетах, допущенные этим человеком. Да и мои собственные
дети, будь у меня таковые, в один прекрасный день могли бы пострадать
лишь из-за того, что этот человек абсолютно уверен в собственной
непогрешимости.
Но дело не только в этом. Одно время Стокстилл испытывал к нему
смешанные чувства: он смотрел интервью с ним по телевизору, слушал его
выступления на радио, читал его просто фантастические
антикоммунистические речи - и, в конце концов, пришел к заключению,
что Блутгельд глубоко ненавидит весь род человеческий. Ненавидит
настолько глубоко и люто, что на каком-то подсознательном уровне ему
даже хочется ошибаться, подвергая тем самым опасности жизни миллионов
людей.