Подруга извлекла из сумки мою новую книжку! Ту самую, со свеженьким автографом на первой странице.
Вот, видите? Ирка продемонстрировала бабушке сначала обложку, потом последнюю страницу с фото. Еще и подняла руку повыше, установив томик в воздухе рядом с моим лицом. Писатель Логунова известный автор детективов
Меня Еленой зовут, вставила я.
А меня Верой Игнатьевной, машинально отозвалась старушка.
А я Ирина, не писатель, но поэтесса, очень приятно! обрадовалась подруга и протянула мою книжку новой знакомой. Это вам в подарок, на память о нашей встрече.
Подарок это хорошо, бабуля приняла презент, покачала головой вверх-вниз, переводя внимательный взгляд с моего лица на портрет на обложке, а только все равно непонятно, зачем вы к Графычу покойному полезли?
Ну как же? Ирка всплеснула руками. Лена в поисках нового сюжета! Смурновых же убили, да и Графыч этот, вы говорите, покойный уже
Ну старика никто не убивал. Зашуршала болоньевая ткань плаща удовлетворенная объяснением Вера Игнатьевна спрятала книжку в карман. Сам помер, старый был, а мужикам в таком возрасте одинокими оставаться нельзя, они ж беспомощные захворал да и слег. А мог бы жить еще, кабы простых деревенских не чурался. Бабушка поджала губы, заправила под шляпу выбившуюся прядь.
Мы с Иркой молча ждали продолжения, не сомневаясь, что оно последует. Чувствовалось, что Вера Игнатьевна из тех бабулечек, которые не прочь поболтать, особенно кого-то обсудить и осудить.
Из короткого, но эмоционального рассказа старушки-соседки мы узнали, что Арсений Евграфович Елагин, которого в поселке звали Графычем, приходился Александре Смурновой родным дедом. Приехал он в Болотный несколько лет назад, недорого купил дом, который уже тогда был не в лучшем состоянии, а ремонтом и восстановлением своего жилища не занимался, поскольку «не рукастый был». У Арсения Евграфыча имелось другое пристрастие: он выращивал и собирал по лесам и болотам разные травки, сушил их, варил и настаивал.
Ну чисто ведьмак какой, блеснула очками Вера Игнатьевна. Бывало, запрется у себя в сарае это вон там, где все сгорело, и что-то варит, варит из трубы дым валит то зеленый и вонючий, то ничего так, даже приятный
Бабуля задумалась, жуя губами. Мы с подругой затаили дыхание, не желая ей помешать.
А спросишь его Графыч, чтой-то ты такое неаппетитное кашеваришь, оставь, заходи лучше пирогов с клюквой и яблоками поесть, он тока фыркнет, как лошадь Осел старый. Вера Игнатьевна рассердилась. В деревне, почитай, одни бабы остались, мужиков раз-два и обчелся, да и те кто пьянь, кто рвань, плюнуть не на кого. А тут приличный вроде дед, не алкаш и не калека, спина прямая, руки-ноги крепкие, даже не лысый совсем!
Тут она снова задумалась.
Хотя Акимыч нынче тоже не лысый, аж прям кудрявый, как в юности, сделался, и говорят, это ему как раз Графыч не то притирку, не то примочку какую сварганил. Акимыч, гад, не признается, а мог бы и поделиться полезным средством по-соседски-то!
Бабуля, рассердившись, оглянулась и погрозила забору по другую сторону улицы костлявым кулачком.
А как случилось, что он умер, этот Графыч? Ирка попыталась аккуратно вернуть рассказчицу к теме внезапных смертей Смурновых-Елагиных.
Да как? Занемог и слег, а один был, без помощи и пригляда. Может, коронавирус его скосил, тогда еще им болели, хотя про карантин уже речи не вели. Но у Графыча все равно, почитай, самоизоляция была: бобыль же. Девчонка, внучка, давно уже в город уехала, смотреть за дедом не хотела. Прислала, правда, какого-то Тут бабка снова оглянулась и понизила голос: Чужака!
Какого чужака? не поняла я.
А такого! Вера Игнатьевна сузила глаза и растянула руками щеки. Чернявого, смуглого Графыч его Мишкой звал.
Имя русское, отметила Ирка.
Имя-то да, согласилась бабуля. А сам не наш. Рукастый, правда: полы подлатал, забор поправил. Крышу только починить не успел Но что с такого возьмешь? Он и по-русски-то ни бэ, ни мэ, не поговоришь, не расспросишь. И безответственный, видать: взял и умелся к себе туда, на свою солнечную родину, а деда бросил. А Графыч, значит, заболел, да и свалился, лежал один в нетопленой избе, голодный да холодный
Голос рассказчицы стал жалостливым, с отчетливыми плаксивыми нотками. Я покосилась на Ирку та сочувственно загнула губы крючками, и тоже сделала показательно горестное лицо.
А было что у нас? Кажись, май месяц, не то даже апрель еще. Ночами заморозки случались, припомнила Вера Игнатьевна. А он в кровати лежал, Графыч-то!
Она сложила руки на груди, показав, как лежал в кровати Графыч: получалось, как в гробу.
И тут вдруг среди ночи буря! Руки народной сказительницы взлетели, заметались, взвихрили прозрачный осенний воздух.
Видать, буря была ого-го какая! Она мглою небо крыла, вихри снежные крутя.
У Графыча на участке дерево упало да крышу задело и проломило! Бабулин кулачок ударил по забору, доски скрипнули. И, как на грех, аккурат над постелью лежачего деда! А буря же! И дождь полил, да со снегом!
Примечания
1
Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Брошки с Блошки».
2
Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Маска, я вас знаю!».