Зачем тебе это?
У меня детективная тяга к загадочным личностям.
Как правило, таинственный ореол окутывают самых заурядных и непримечательных с точки зрения внутреннего мира людей. Уверена, в нем нет ничего, что способно тебя заинтересовать.
Жестко ты, ахает она. Но я слишком люблю знакомиться с новыми людьми, чтобы пройти мимо.
Как знаешь, только меня в эти знакомства не впутывай, чересчур резко говорю. Идем?
Дома точно все нормально? уточняет Летта перед тем, как открыть дверь. Ты напряжена.
Все отлично, пошли уже.
Следуя за подругой, я стараюсь ни о чем не думать и сосредоточиться исключительно на ярко-зеленых кончиках ее волос, выбившихся из-под шарфа.
Несмотря на опоздание преподавателя, о котором нас предупредил Тамаз, вся группа уже в сборе. Поздоровавшись со всеми молчаливым кивком, я направляюсь к скамье в предпоследнем ряду, пока подруга останавливается, чтобы поболтать с несколькими ребятами, которые приходили поддержать ее на контрольных прокатах. Обычно ее звонкий голос и беззаботный смех отвлекают меня от гнетущих мыслей, но сейчас я настолько взвинчена, что нахожусь на грани панической атаки, хотя едва ли понимаю, что это вообще значит.
Когда перед моим взором появляется бумажная фигурка черного лебедя, я чуть не вскрикиваю от неожиданности. Тамаз кладет оригами на мой скетчбук и, ничего не сказав, возвращается на свое место в первом ряду.
Что это у тебя? интересуется Летта спустя несколько минут.
Подарок, с трудом отвечаю я, не смея даже шелохнуться, не говоря уже о том, чтобы взять лебедя в руки.
От Тамаза? спрашивает она шепотом, наклонившись к моему уху. Я отвечаю уверенным кивком. Красивая птичка.
Это правда. В детстве я пыталась научиться делать оригами и знаю, что это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Сделав глубокий вдох, все же осмеливаюсь взять птицу в руки, чтобы как следует ее рассмотреть.
Должно быть, кропотливая работа, подмечает Летта, не переставая довольно улыбаться.
Чему ты радуешься? недоумеваю я.
Кажется, ты ему нравишься.
Что с тобой сегодня происходит? То хочешь познакомить меня с каким-то барменом, теперь это Сморщившись, я кладу бумажного лебедя на край стола и заставляю себя отвести взгляд от широкой спины Тамаза, виднеющейся в первом ряду. На нем, как и вчера, обтягивающая черная водолазка, подчеркивающая его крепкие плечи.
Я не виновата, что мне на глаза попадаются подходящие кандидаты на роль твоего парня, оправдывается подруга, просматривая новостную ленту в телефоне. Видела страницу Тамаза?
Да, он же писал в беседе, отвечаю я слишком быстро, словно обороняясь от словесной атаки.
В черно-белых фотографиях есть своя магия, рассуждает она, то приближая, то снова отдаляя лицо Тамаза на снимке. Интересно, откуда у него этот шрам над губой.
Сделав вид, что не расслышала последнего предложения, я открываю скетчбук и, достав из сумки карандаш, начинаю рисовать лежащего передо мной лебедя. Понятия не имею, что этим подарком хотел сказать Тамаз, или что я сама чувствую по этому поводу. Все происходящее напоминает странный сон, из которого мне никак не удается сбежать, чтобы вернуться к привычной жизни.
Преподаватель объявляется ближе к середине занятия и, поблагодарив нас за терпение и понимание, начинает занятие. Немного расслабившись, я даже умудряюсь записать добрую половину его лекции, но потом меня отвлекает всплывшее на экране телефона сообщение от отца.
Папа: Что у вас там происходит? Мне только что звонила Анфиса и сказала, что тебя похитили.
Эми: Я на учебе, потом тренировка. Сможешь заехать и проверить ее?
Папа: Да, я уже отпросился с работы и еду к ней.
Эми: Спасибо. Напиши, как она.
Папа: Нам нужно серьезно поговорить, Эми, потому что дальше так продолжаться просто не может.
Эми: Еще позавчера с ней все было нормально, пап.
Папа: С ней уже давно ничего не нормально, и ты это знаешь.
Эми: До вчерашнего дня она была в НОРМЕ, с которой мы научились жить.
Папа: Я почти подъехал. Увидимся вечером.
Эми: Напиши, в порядке ли она.
Непроизвольно сложив ладони в молитвенном жесте, я пытаюсь справиться с нарастающей в груди паникой, участившимся дыханием и выступившими слезами. Больно прикусив дрожащую нижнюю губу, едва не вскрикиваю от злости на саму себя. Нельзя было оставлять маму в таком состоянии, и чем только я думала, уходя на учебу? Вдруг это та самая роковая ошибка, которая все уничтожит?
Я в столовую, тебе что-то нужно? спрашивает поднявшаяся с места Летта.
Осознав, что первая из двух пар по дизайн-разработке подошла к концу, я растерянно озираюсь по сторонам и обнаруживаю, что почти все уже вышли на перерыв.
Если только воды, отвечаю я.
Ты какая-то бледная. Точно не голодна?
Отрицательно покачав головой, я снова беру в руки телефон, ожидая, что на экране вот-вот появится сообщение от папы.
Ну ладно, скоро вернусь, неуверенно говорит подруга.
Я слышу ее удаляющиеся шаги и как она зовет кого-то с собой в столовую, но мой взгляд прикован к бездушному прямоугольному куску металла и пластика, который должен оповестить меня о состоянии самого родного человека.
Похоже на оригинал, заявляет знакомый низкий голос.
Что? Непонимающе уставившись на Тамаза, я моргаю, совершенно позабыв о застывших на ресницах слезинках.
Твой рисунок лебедя, поясняет он, пристально смотря мне в глаза.
Осознав, что сижу перед раскрытым скетчбуком, я закрываю его и тут же прячу в сумку.
Ты что-то хотел?
Ничего. Его сухие ответы противоречат тому, с каким интересом он рассматривает мое лицо, но, само собой, я делаю вид, что не напряжена из-за его присутствия.
Спасибо за лебедя. Не знаю, зачем ты его сделал, но спасибо. Я стараюсь держаться отстраненно, но вежливо, чтобы не выглядеть еще более странной, чем накануне.
Ты когда-нибудь слышала о теории черного лебедя? спрашивает Тамаз.
Нет, что это?
Так говорят о событии, которого никто не ожидал. Но когда оно случается, то его появление кажется вполне логичным и закономерным.
Ясно, а почему именно черный лебедь?
Потому что до семнадцатого века ученые были уверены, что существуют только белые лебеди, рассказывает он. А когда в Западной Австралии обнаружили черных, то сразу нашли этому объяснение.
Я об этом не знала, признаюсь я, дослушав.
Несмотря на абсурдность этого разговора, он помогает мне отвлечься и ненадолго выдохнуть. У Тамаза бесстрастный и тихий, но в то же время чарующий голос, за которым хочется следовать. Уверена, именно такими интонациями обладают профессиональные гипнотизеры, способные ввести человека в настоящий транс.
Я тебя напугал, когда процитировал то стихотворение, неожиданно замечает он, хотя мы еще вчера покончили с этой ситуацией. Эта фигурка лебедя в качестве извинения.
Я не успеваю ничего ответить, потому что загорается экран телефона, который все это время лежал у меня в руке.
Папа: Пришлось вызвать скорую. Они сделали укол, чтобы ее успокоить.
Эми: Ты же не отвезешь ее назад в тот центр?
Папа: Мы поговорим об этом вечером.
Эми: Ладно.
Когда я поднимаю голову, Тамаз уже собирается уходить, так и не дождавшись моего ответа. Ощутив укол вины за свое предвзятое отношение, решаю окликнуть его и дать что-то взамен. Чтобы и у него сохранился на память символ нашего примирения.
Вот возьми, прошу я, отдавая ему наскоро вырванный из скетчбука рисунок черного лебедя.
Спасибо. Уголки его губ приподнимаются, но это все еще трудно назвать улыбкой.
Я заглядываю в его темно-зеленые глаза, несмотря на страх пораниться о его металлический режущий взгляд.
Почему ты рассказал мне об этой теории?