Тильтиль. Что ты, бабушка, я с прошлого года ни разу яблочного пирога не ел. В этом году и яблоки не уродились.
Бабушка. Не говори глупостей. Тут их всегда много.
Тильтиль. Это не одно и то же.
Бабушка. Что, по-твоему, не одно и то же? Вот захотим и обнимемся, захотим поцелуемся. Чем же не то же самое?
Тильтиль (глядя то на бабушку, то на дедушку). Совсем ты не изменился, дедушка, ни на чуточку. И бабушка тоже. Только как будто красивее стали.
Дедушка. Что говорить, хорошо нам тут. Не старимся больше. Но вы-то как растете! Здо́рово. Посмотрите, вот на двери пометка, которую мы сделали в последний раз. В День Всех Святых. А ну-ка, выпрямься.
Тильтиль становится около двери.
На четыре пальца! Невероятно! А Митиль на четыре с половиной! Ах ты, худая трава! Так и растет! Так и растет!
Тильтиль (с восхищением смотрит вокруг себя). До чего все тут по-прежнему, все на своем месте! Только стало гораздо красивее. А вот стенные часы с большой стрелкой, кончик которой я сломал
Дедушка. А вот суповая чашка, у которой ты отбил краешек
Тильтиль. А там дыра, которую я просверлил в двери, когда нашел бурав
Дедушка. Что и говорить, понаделал ты в нашем домике бед. А вот тут сливы растут: ты любил лазить на это дерево, когда меня не бывало дома. Видишь, все те же великолепные красные сливы
Тильтиль. Только они теперь гораздо, гораздо лучше.
Митиль. И старый скворец тут! Он все еще поет по-прежнему?
Скворец просыпается и начинает громко петь.
Бабушка. Видишь Как только о нем подумали
Тильтиль (с изумлением замечает, что скворец стал совершенно синим). Да ведь он синий! Он и есть та Синяя птица, которую я должен найти для феи. А вы мне и не сказали, что она у вас. О! Какой синий, синий, как будто шар из синего стекла! (Умоляя.) Дедушка, бабушка, отдайте мне его!
Дедушка. Что ж, пожалуй. Ты как полагаешь, жена?
Бабушка. Что ж, отдадим. Нам он ни к чему. Только и делает, что спит. Никогда не слышишь его голоса.
Тильтиль. Я посажу его в клетку. Да где она? Ах, я забыл ее там, за большим деревом. (Бежит к дереву, возвращается с клеткой и сажает в нее скворца.) Так это правда? Вы взаправду мне его даете? Вот-то фея будет довольна! Вот-то Свет обрадуется!
Дедушка. Знаешь, я за птицу не отвечаю. Боюсь, что она не сможет привыкнуть к суете вашей жизни и вернется сюда с первым попутным ветром. Ну да увидим. Оставь ее пока там, пойдем поглядим на корову.
Тильтиль (заметив улей). А, пчелы! Как они поживают?
Дедушка. Недурно. Не живут тоже, как это вы там выражаетесь, но работают без устали.
Тильтиль (приближаясь к ульям). Ах, как хорошо пахнет медом. Соты, наверное, переполнены. Какие цветы красивые! А сестрицы, которые умерли, тоже здесь живут?
Митиль. А трое братцев, которых похоронили, где они?
При этих словах семеро детей, мал мала меньше, вроде свирели Пана, один за другим выходят из дома.
Бабушка. Вот они, вот они! Стоило только о них вспомнить, стоило заговорить о них, а шалуны тут как тут.
Тильтиль и Митиль бегут навстречу детям. Все толкаются, обнимаются, прыгают, танцуют и визжат от радости.
Тильтиль. Здорово, Пьеро! (Вцепляются друг другу в волосы.) Давай драться, как прежде А, Робер! Здравствуй, Жан! Волчок свой ты потерял? Мадлена, Пьеретта, Полина, Рикетта
Митиль. О! Рикетта, Рикетта! Она все еще ползает на четвереньках!
Бабушка. Да, не растет больше.
Тильтиль (заметив собачку, которая с лаем увивается вокруг них). Вот Кики, у которой я обрезал хвост Полиниными ножницами. Она тоже нисколько не изменилась.
Дедушка. Нет, здесь ничто не меняется.
Тильтиль. А у Полины все еще на носу прыщик.
Бабушка. Да, не сходит; ничего не поделаешь.
Тильтиль. Но какой у всех здоровый вид, какие все толстые, гладкие Какие щечки пухлые! Должно быть, их недурно кормят.
Бабушка. Они поздоровели с тех пор, как перестали жить. Им больше бояться нечего. Никогда не болеешь, нет никаких неприятностей.
В доме часы бьют восемь раз.
(Изумленно.) Что это?
Дедушка. Право, не знаю. Должно быть, часы пробили.
Бабушка. Невероятно. Никогда они не бьют.
Дедушка. Потому что мы о часах не думаем. Скажите, кто-нибудь из вас подумал, который час?
Тильтиль. Да, я подумал. Который час?
Дедушка. Право, не смогу сказать. Потерял привычку считать время. Часы ударили восемь раз. Должно быть, это и есть то, что называется на земле восемь часов.
Тильтиль. Свет ждет меня в три четверти девятого. Фея приказала не опаздывать. Это весьма важно. Я должен уйти.
Бабушка. Нет, нет, вы не уйдете без ужина. Скорей, скорей, накроем стол перед дверью. У меня как раз сегодня чудесный суп с капустой и великолепный пирог со сливами.
Выносят и ставят перед дверью стол, приносят блюда, тарелки, кушанья. Все помогают друг другу.
Тильтиль. Ну что ж, раз Синяя птица уже у меня. А суп с капустой я так давно не ел. С тех самых пор, как пустился в дорогу. В гостиницах его не подают.
Бабушка. Вот и готово. Садитесь, дети. Если вы торопитесь, нечего терять время.
Лампа зажжена, и суп разлит по тарелкам. Дедушка, бабушка и дети рассаживаются вокруг стола и начинают ужинать, толкаясь и громко смеясь.
Тильтиль (жадно хлебая суп). Ну и вкусно! Боже, как вкусно! Хочу еще! Еще! (Размахивает своей деревянной ложкой и громко стучит ею о тарелку.)
Дедушка. Тише, тише, сиди смирно! Все такой же шалун. Вот разобьешь еще тарелку.
Тильтиль (привстав на своей скамье). Хочу еще, еще! (Дотягивается до супной миски и тянет ее к себе; миска опрокидывается, и весь суп разливается по столу и оттуда на колени сидящих. Крики и визг обожженных.)
Бабушка. Видишь, говорила я тебе!
Дедушка (давая Тильтилю звонкую пощечину). Вот тебе!
Тильтиль (на минуту растерялся, а потом прикладывает руку к щеке и радостно говорит). Ах, да, помню, ты так шлепал меня, когда был живой. Дедушка, как мне радостно, как мне приятно, что ты меня побил. Я тебя поцелую за это.
Дедушка. Если тебе нравится, я и повторить могу.
Часы бьют половину девятого.
Тильтиль (вскакивая). Половина девятого! (Бросает ложку.) Митиль, надо торопиться!
Бабушка. Что вы! Ну, еще хоть минутку! Не горит же у вас. Мы так редко видимся.
Тильтиль. Нет, нельзя. Душа Света была к нам так добра. А я ей обещал. Идем, Митиль, идем.
Дедушка. Господи боже мой, одна досада с живыми. Все-то они хлопочут, торопятся!
Тильтиль (берет в руки клетку и целует всех подряд). Прощай, дедушка! Прощай, бабушка, прощайте, братишки, сестрички, Пьеро, Робер, Полина, Мадлена, Рикетта и ты, Кики. Нам нельзя дольше оставаться. Не плачь, бабушка, мы будем часто приходить.
Бабушка. Приходите каждый день.
Тильтиль. Хорошо, хорошо, мы будем приходить очень часто.
Бабушка. Это наша единственная радость. Для нас истинный праздник, когда ваша мысль навещает нас.
Дедушка. У нас нет других радостей.
Тильтиль. Скорей! Скорей! Давайте клетку! Птицу!
Дедушка (вручая клетку). Вот! Только знай, я ни за что не ручаюсь. И если она полиняет
Тильтиль. Прощайте! Прощайте!
Братья и сестры. Прощай, Тильтиль! Прощай, Митиль! Не забудьте принести нам овсяный сахар! Прощайте! Возвращайтесь! Возвращайтесь!
Все машут платками, в то время как Тильтиль и Митиль медленно удаляются. Но уже во время прощания тот же туман, что был вначале, сгущается, звук голосов слабеет, так что в конце сцены все исчезает во мраке и времени; когда опускается занавес, Тильтиль и Митиль стоят одни перед большим дубом.
Тильтиль. Сюда, Митиль, сюда!
Митиль. Где Свет?
Тильтиль. Не знаю (Смотрит на птицу в клетке.) Смотри, птица уже не синяя. Она совершенно черная.
Митиль. Дай руку, братец. Мне очень страшно и очень холодно.
Занавес.
Действие третье
Картина четвертая
Дворец Ночи.
Огромная, роскошная зала, убранная с суровым великолепием, вроде обширной усыпальницы, блещущая металлическими украшениями и напоминающая не то греческий, не то египетский храм, с колоннами, архитравами, полом, орнаментами из черного мрамора, золота и черного дерева. Зала имеет форму трапеции. Базальтовые ступени, тянущиеся во всю ширину залы, делят ее на три последовательных плана, постепенно подымающихся в глубину. Справа и слева, между колоннами, двери из темной бронзы. В глубине монументальная медная дверь. Рассеянный свет, который как будто исходит от мрамора и черного дерева, один освещает залу.
При поднятии занавеса Ночь, под видом прекрасной женщины, покрытой длинными черными одеждами, сидит на ступеньках второго плана между двумя младенцами, из которых один, почти совсем голый, как Амур, улыбается в глубоком сне, в то время как другой стоит неподвижно, закутанный с ног до головы. Справа, на первом плане, входит Кошка.