Ему удалось узнать, что сам Григорий родился в одном из лучших роддомов Ленинграда. У его матери была какая-то серьезная патология беременности, именно поэтому она оказалась в хорошей клинике, а не в затрапезной районной больнице. Ребенок появился на свет хиленький, и то благодаря «кесареву сечению». Мать тоже была крайне слаба и долго витала между жизнью и смертью. Никаких сведений о близнецах, родных братьях или двойниках Григория обнаружено в роддоме не было.
Иннокентий поинтересовался, можно ли найти врача, который принимал у нее роды? Дядя Леша доложил, что уже поинтересовались, но и тут прокол. Этот человек Воревода Муза Пафнутьевна скончалась десять дней назад. Других свидетелей рождения Григория, спустя столько лет, пока найти не удалось. Но ищут.
Что ж, будем ждать, невесело смирился Иннокентий, закончив пересказ своего разговора с дядей Лешей.
«Воревода Воревода навязчиво крутилось у меня в голове, что-то знакомое Муза Пафнутьевна»
И тут меня осенило. Я стукнул себя по лбу и даже подскочил на стуле от избытка чувств.
Черт! Я же знаю ее! Это же тетя Муся! вскрикнул я. Иннокентий, срочно звоним ее дочке. А вдруг она что-нибудь нам подкинет?
Но Иннокентий вяло отреагировал на мой энтузиазм. Он безнадежно махнул рукой:
Толку-то: человек умер. Хотя попробуй, чем черт не шутит
Я набрал номер, и на другом конце провода услышал знакомый Женин голос. Был он заплаканный, хрипловатый; по-видимому, она еще не отошла от свалившегося на нее горя. Мы с Женей тепло поговорили. Причиной смерти тети Муси было ее больное сердце
Я находился в некотором замешательстве: в разговоре с Женей сейчас мне было неловко переходить на «деловую» тему, но сделать это было необходимо. Неожиданно Женя сама помогла мне:
Спасибо, что позвонил. Может у тебя какое-то дело?
Я заволновался.
Честно говоря, да. Слушай, тетя Муся ничего после себя не оставила? задал я довольно нелепый вопрос.
Женя помолчала немного и уточнила:
Ты имеешь в виду деньги? и продолжила: Как ни странно, денег у нее оказалось больше, чем можно было предположить
Нет, Женя, торопливо, словно извиняясь за свою бестактность, перебил ее я, меня интересует, не остались ли у нее какие-нибудь записки, воспоминания или что-то в этом роде.
Есть одно письмо без адреса. Она оставила его человеку со странной фамилией Ачамахес. Но где же я найду этого Ачамахеса?
«Вот оно! Везение, удача, судьба не знаю, как это назвать один шанс из тысячи» Я мгновенно вспотел, но, сдерживая радость, сказал как можно спокойнее:
Я его хорошо знаю!
Теперь пришла очередь удивиться и обрадоваться Жене она охнула:
Господи! Ведь это последняя воля мамы. Ты поможешь мне переслать это письмо?
Конечно, как завороженный отвечал я. Только я сейчас нахожусь в Америке. Может, ты передашь его через моих знакомых, а уж они доставят его мне?
Женщина замялась:
Честно говоря, я бы не хотела передавать его так через третьи руки.
Женя, этот Ачамахес находится сейчас тоже в Америке, рядом со мной. И мы еще долго здесь пробудем. Я думаю, что способ передачи письма, который я тебе предложил самый быстрый и надежный, постарался убедить ее я.
И проинструктировал:
Слушай внимательно. К тебе придет мой друг, скажет, что «от Фаворского». Ты отдашь ему письмо. Если вдруг появятся какие-то сомнения звони мне. Хорошо?
Я дал ей номер своего телефона и заверил:
И не беспокойся скоро письмо будет у Ачамахеса.
Ладно. Я жду твоего человека, согласилась Женя.
Глава вторая. Григорий.
После ухода моего надзирателя я еще долго сидел в оцепенении. Из этого состояния меня вывело чье-то легкое прикосновение от неожиданности я вздрогнул. Высунувшись из-под кровати, на меня с робкой улыбкой смотрело девичье лицо. Я улыбнулся в ответ и приложил палец к губам.
Тихо, прошептал я, вылезай.
Девушка выбралась из своего убежища.
Привет, сказал я ей очень тихо, опасаясь, чтобы нас никто не услышал. Как тебя зовут?
Девушка пододвинулась поближе и представилась:
Сьюзен. Меня зовут Сьюзен Хоуп.
Она пытливо разглядывала меня.
А вы не американец, с неожиданной проницательностью заметила она.
Угадала. Я из России, опять улыбнулся я.
О, Россия! ее глаза оживленно округлились. Нам говорили в школе Это очень далеко. Там холодно, много снега и медведи на улицах, вывалила она на меня весь ворох своих «глубоких» знаний о России.
От такой нелепости я даже поперхнулся.
«Как же так получается, что в наше время, в такой цивилизованной стране, как Америка, дети в школах получают такие дикие знания? Ладно еще, если бы она была из племени мумба-юмба с дебрей Амазонки Впрочем, скорей всего, это привычный высокомерный взгляд американцев на весь остальной мир с высоты их небоскребов»
А еще там любят играть на таком маленьком банджо, которое называется она запнулась и проговорила по слогам: ба-ба-лай-ка.
Балалайка, поправил я, еле сдерживая смех. Но заниматься просветительской деятельностью сейчас было не время.
Сьюзен, сказал я шепотом, если мы выберемся отсюда, я тебя обязательно приглашу к себе на родину, и ты сама увидишь пушистых мишек на наших улицах, и мы будем кормить их с рук.
Сьюзен идея понравилась.
Здорово! А они не кусаются? спросила она опасливо.
Нет У меня прямо дома живет один старый толстый медведь. Обычно он приносит мне тапочки для отдыха после работы, а когда смотрю телевизор кладет голову мне на колени, я будто рассказывал ей и себе сказку, стараясь хоть на минуту отвлечься от гнетущей реальности.
Я тоже хотела бы завести доброго, воспитанного такого медведя, а то у нас все собаки, кошки никакой оригинальности, вздохнула Сьюзен.
Я тебе подарю одного, сказал я, но для этого надо попытаться выбраться отсюда.
Сьюзен осторожно, на цыпочках подошла к окну.
Нет, отсюда нам не выпрыгнуть, она грустно покачала головой, высоко.
Я не мог с ней не согласиться. С высоты двенадцатого или тринадцатого этажа, где мы находились, можно было спрыгнуть только на тот свет. Возможность сбежать через дверь оставалась единственной, но казалась мне еще менее реальной.
Я стал успокаивать девушку, а, скорее, самого себя:
Сьюзен, не бойся. Я обязательно что-нибудь придумаю.
Но Сьюзен как бы и не проявляла особого беспокойства по этому поводу. Я подумал с грустью, что эта девчушка так хорошо держится, потому что не догадывается, для чего ее привезли в это учреждение. Вот уж поистине психология юности жизнь кажется бесконечной, и все беды, несчастья случаются только в романах, кино, у кого-то, но только не у меня А впрочем, может это и хорошо.
Ты давно здесь? спросил я ее.
Не-а, меня вчера приволокли сюда какие-то гады.
А как ты к ним попала?
Я сама не поняла. Короче, один мой знакомый-режиссер посоветовал мне обязательно сняться в кино, потому что у меня талант и внешность, и все такое Правда, я красивая? обратилась она ко мне с вопросом, предполагающим только положительный ответ.
Ну, ничего выдавил из себя я.
Вот-вот. Я тоже думаю, что я совсем даже ничего, удовлетворенно подтвердила она мой скупой комплимент, и продолжила уже сердито:
Мы с ним встретились, чтобы договориться о кинопробах. Но в его машине меня скрутили, завязали глаза, и больше я ничего не помню. Очнулась уже здесь.
Она хитро сузила глазки:
Но я обманула охранников не показала виду, что пришла в сознание, и эти гады думали, что я сплю. Когда они вышли, я тихонько выбралась в коридор и юркнула в первую же открытую дверь, и очутилась у тебя. А как тебя зовут? наконец-то задала она вопрос, с которого я начал наше знакомство.
Грег, представился я.
Интересно В России имена такие же, как в Америке, удивилась она.
Не совсем. Вообще-то меня зовут Григорий. Это «Грег» по-английски.