В этот момент пение наверху стало каким-то особенно залихватским.
«Да какие, к бабушке, поминки?! возмутился я. Под такие-то пляски и пьяные вопли!»
В отчаянии я достал из аптечки беруши, засунул их себе в уши поплотнее, схватил первую попавшуюся книжку и бросился на диван.
Мне почти удалось вчитаться в текст, как вдруг чей-то внимательный взгляд отвлек меня от книги. Я поднял глаза и увидел перед собой соседа сверху.
Господи, Василий Фомич, вы-то тут какими судьбами? поразился я.
В кабинете было полутемно, светила только настольная лампа.
Слышь, сказал Василий Фомич, как-то странно приближаясь ко мне, я хочу позвать тебя в гости. Пойдем к нам, у нас весело.
Я даже привстал с дивана. Неловко лежать, когда у тебя в комнате чужой человек, гость в некотором роде. Да и ситуация казалась мне удивительной. Сосед мой был как-то необычно, несуразно одет: черный костюм, белая рубашка, строгий галстук, а на ногах вместо ожидаемых лаковых туфель какая-то белая парусиновая обувь типа тапочек.
Что это у вас за праздник такой? спросил я. Странно вы сегодня одеты, Василий Фомич!
Я привык видеть соседа в серой спецовке. Если память мне не изменяет, работал он на станции техобслуживания, и уж в черном костюме с галстуком вообще никогда не ходил. Ну, по выходным в свитере и джинсах. А уж в белых тапочках!.. От растерянности я даже на «вы» его назвал.
Что это ты так вырядился, Фомич? взял я, наконец, себя в руки.
Василий Фомич невозмутимо поглядел на меня, качнул головой вверх, в сторону своей квартиры, и вновь пригласил:
Ты это того, что ли?.. Пойдем.
Да чего я должен с тобой идти? Я занят, Фомич.
Ну, ты это не бойся Пойдем, произносил он как-то нелепо, одновременно маня меня рукой.
Я встал во весь рост, и одновременно со мной встала огромная тень, так что фигура моя словно переломилась, и голова оказалась закинутой на верхнюю полку книжного шкафа. Но тени Василия Фомича рядом не было!
Пойдем, продолжал манить он.
Я двинулся за ним, но тут заметил другую странность: Василий Фомич исчез из моего кабинета, не открывая двери! Он просто прошел сквозь нее!
«Чушь какая-то, решил я, башка, наверно, поехала. Или обман зрения».
Я открыл дверь за дверью стоял Василий Фомич.
Ты как здесь?.. промямлил я холодеющими губами.
Да ладно, пойдем, выпьем за это как его?.. За упокой души.
Да чьей души-то? прошептал я, чтобы не напугать Татьяну.
Чьей, чьей? вдруг осмелел Василий Фомич, и я даже уловил гримасу презрения на его лице за мою недогадливость. Моей, конечно.
Так ты чего, помер? продолжал спрашивать я, чувствуя полную неуместность этого диалога. «С ума схожу»
Да вроде как помер, обыденно согласился покойник. Ну, пойдем, пойдем. По-соседски, что ли, не можешь выпить за помин моей души?
Татьяна выглянула из кухни и поинтересовалась:
Куда это ты?
Наверх, односложно ответил я, переобуваясь в прихожей.
А-а-а! Татьяна скорбно поджала узкие губы и исчезла.
Хлопнула дверца холодильника.
На, возьми, вновь появившись в проеме двери, сказала жена и пихнула мне в руки бутылку водки.
Стоявшего рядом со мной соседа она почему-то проигнорировала.
Поднявшись вместе со мной к своей квартире, Василий Фомич вновь оставил меня одного. В недоумении я толкнул дверь рукой, но она не поддалась. Я нажал кнопку звонка, ожидая увидеть за дверью извиняющегося Фомича: мол, извини, захлопнулась. Но за дверью раздавался гул голосов, в котором потонул звонок, и мне никто не открывал. Я, как дурак, стоял на лестничной площадке с бутылкой водки под мышкой.
Рассердившись, я с силой вновь нажал на кнопку и с полминуты не снимал с нее палец. Наконец дверь открыла улыбающаяся, распаренная соседка Нюрка. Если бы не ее черная мятая юбка и кофточка такого же цвета, можно было подумать, что здесь идет праздничная вечеринка. Заваленная одеждой гостей прихожая напоминала предбанник.
Женщина, оглядев и узнав меня, моментально выхватила из моих рук бутылку и с воплем: «Вот еще соседушка пожаловал!» препроводила в большую комнату.
Там дым стоял коромыслом. Мне показалось, что меня впихнули в парилку. В спёртом и прокуренном воздухе висел кислый запах спиртного. Вокруг были такие же распаренные, как у хозяйки, красные лица. Стол загромождали блюда с недоеденными закусками, а в центре его возвышалась большая чаша с кутьей.
«А ведь, и впрямь, поминки, подумал я, глядя на кутью. Только вот чьи?» И тут я опять увидел Василия Фомича. Он восседал в самом центре стола, но в то же время как-то отстраненно: вроде бы вместе со всеми, а вроде бы и нет. И, в отличие от всех гостей, перед ним стояла пустая тарелка, а на ней рюмка с водкой, накрытая кусочком хлеба.
Вот такие, брат, дела, как-то грустно усмехнулся мне Василий Фомич, помер, вообще-то, я.
Он кивнул в сторону комода. Я оглянулся и встретился с глазами того же Фомича, смотревшего с фотопортрета, перевязанного черной траурной ленточкой.
«Что же это, выходит, я с покойником разговариваю?! похолодел я от окончательного вывода. Эту штуку, способность видеть мертвецов, мне на Бали буддийские монахи подстроили!» я зачем-то ощупал себе голову.
Да ты не переживай, подбодрил меня Василий Фомич. Я и сам еще толком не знаю, покойник я или нет. Помню, что меня похоронили дней сорок назад, а вот дальше все как-то смутно, непонятно. Вроде как я есть, а вроде как и нет меня. Я-то не сплю, вижу, что я есть, да и ты меня видишь! а жена моя, Нюрка, меня не узнает. Чудно! Я ведь для чего тебя позвал? спохватился он и сейчас же передумал продолжать. Посиди пока. Потом скажу.
И Василий Фомич как-то совершенно необычно удалился, можно сказать, выплыл из комнаты
Компания за столом, не переставая, пила водку и время от времени вспоминала детали биографии Василия Фомича. По всей вероятности, он был человеком так себе, средних талантов и не дурак выпить, но в речах говоривших о нем он представал чуть ли не кандидатом на Нобелевскую премию. Духота становилась все гуще, а поминальные тосты все горячей, словно люди компенсировали ими свое безудержное веселье.
Чем больше я их слушал, тем больше убеждался, что, действительно, Василий Фомич умер. Хотя непосредственное общение с ним заставляло сомневаться в этой навязчивой идее всех собравшихся.
Некая полная сдобная женщина, явно перебравшая водки, бесстыдно вопила, что всю жизнь она любила одного мужчину Василия Фомича. Вдова, женщина далеко не молодая, смотрела на нее, как на идиотку.
Да брось ты, Лийка! Что ты несешь? вдруг резко сказала вдова. Какого мужчину? Ты же мне все время жаловалась, что он твоего мужа на пьянку подбивал!
Как я понял, их мужья работали вместе в автосервисе.
Лийка, тем не менее, окончательно вошла в раж:
Да вы не знаете, что это был за человек! Вы ему в подметки не годитесь! Вася! На кого ж ты меня оставил, хороший мой!.. и она пьяно зарыдала, размазывая сопли по щекам.
Выяснения любовных отношений за поминальным столом производило отвратительное впечатление.
А в дальнем углу комнаты сидела маленькая сухонькая старушка с выражением глубокого горя на лице. Ее сиротливая фигурка резко контрастировала с разбитным видом всех собравшихся. Она одиноко сидела на шаткой кухонной табуреточке, опустив седенькую голову, а в узловатых ее пальцах был зажат простой граненый стакан, в котором дрожала водка.
«Мать», узнал я ее.
Пустые льстивые речи о сыне нисколько не уменьшали боль в ее сердце.
«А ведь Фомич был вовсе не старым, прикинул я, где-то пятьдесят с небольшим. А вот, кстати, и он!»
Василия Фомича я увидел за спиной старушки. Он стоял неподвижно, словно боясь напугать ее, и страстно хотел утешить мать.
Я подошел ближе, и он сказал:
Это моя мама. Если ты можешь, обними ее. Ты видишь, никому нет до нее дела. Я умер и никому ее не жаль. А ведь она единственный человек, который сейчас по-настоящему печалится обо мне. Обними ее за меня, и скажи ей что-нибудь утешительное.