И на этой загадке строится сюжет книги бытия. Увлекательный сюжет. Фантастический. Не зажатый «условиями и границами этой жизни».
Июль 2007
Фантастика страдает и кичится гипертрофией обстоятельств. Пейзажи, интерьеры, социальные механизмы, технические устройства все другое, все не такое, как у читателя, и, значит, подлежит подробному описанию.
Ночной вид с мельничной плотины в сельской местности на Среднерусской равнине в девятнадцатом столетии можно, как известно, передать отблеском лунного луча на отбитом горлышке бутылки. Но в других вселенных мастерство подобных сокращений бесполезно, часть не изображает целого, деталь не играет за вещь. Неизвестные миры не должны содержать пустот, их обитателей приходится одевать с головы до ног («это был господин в котелке и лакированных штиблетах» не проходит), каждый предмет тащит за собой историю творения.
Короче надо изобрести мироздание и сюжетом доказать, что оно пригодно для жизни.
Вроде бы это и есть то самое, чем мы упиваемся в фантастике, игра во множественность миров. Игра в относительность реальностей. Превращаем гипотезу в метафору (или выдаем метафору за гипотезу) и овеществляем. Прежде чем выпускать актеров строим театр, оборудуем сцену. Фантаст работает осветителем, декоратором, бутафором и лично шьет занавес. Все это безумно увлекательно. Пока не вступают действующие лица.
А они работают по другой программе. Занимая нас лишь постольку, поскольку мы за них беспокоимся; поскольку нам не безразлично, какой кому достанется финал. Для этого кто-то из них обязан быть симпатичен. То есть понятен. То есть отчасти похож чем больше, тем лучше на того, кого мы знаем близко, ну разумеется, на того человека, которого читатель воображает собой (вариант: каким читатель воображает себя).
Тут все решают стратегические мотивы. Их, в общем, два: судьба (то есть автор пользуясь другими персонажами) поступает с разумным смертным так-то и так-то либо потому что: в смысле он попал под ток, идущий от определенной причины к непредвидимому последствию. Либо за то, что: скажем, он включил вину, и сработало возмездие. Третьего способа объяснить случившиеся события то есть построить сюжет не дано.
Ни в какой эпохе. Ни на какой планете.
Читатель всегда на стороне героя, сопротивляющегося причинам. И ни за что не желает оказаться на месте того, кто виноват.
Так же обстоит дело и в традиционной беллетристике. Но там уже давно по умолчанию считается, что чувства слабей обстоятельств (да, ничтожных; да, тривиальных; а все-таки слабей) и, соответственно, поступки не могут ничего изменить.