Паранойя - Алексей Николаевич Загуляев

Алексей Загуляев

Паранойя

 Всем вам, здесь присутствующим,  с улыбкой на лице говорил седовласый, не по годам подтянутый профессор Кондратьев, расхаживая возле кафедры,  должно быть, хорошо известно выражение «гуси Рим спасли». Не так ли?

В просторной аудитории, ярусами возвышающейся к противоположной от кафедры стене, раздалось глухое «да».

 И вот, в таком случае, вам вопрос: а с чего вдруг не залаяли собаки, когда галлы начали подниматься по крепостным стенам? Или почему охрана никак не среагировала на эту осаду? И только гуси, почуявшие что-то неладное, подняли в городе такой гвалт, что разбудили всех добропорядочных граждан. А?

В этот раз в зале повисла тишина. Видимо, никто не знал ответа на этот вопрос.

 Весьма вероятно,  профессор сделался наконец серьёзным,  мы в этом случае можем иметь дело с типичным приступом паранойи. Да. У гусей случился такой приступ. К счастью для римлян, наверное. Впрочем, в конечном итоге это их всё равно не спасло от галлов. Но случай с гусями стал легендой. И нам не важно, было ли это на самом деле или же является плодом поэтического воображения. Пусть это станет нашей отправной точкой в попытках ответить на вопрос бывают ли у животных типичные для человека психические расстройства.

Игорь попал на лекцию к известному профессору после одного случая, который приключился с ним на работе. А работал он врачом в психиатрической клинике вот уже пятый год. Подобные ситуации нередко случаются с новичками, которым попадаются сложные пациенты, но Игорь новичком себя не считал всё-таки вёл он до этого тридцать шесть пациентов с самыми разными диагнозами, от маниакально-депрессивного психоза (называемого нынче биполярным расстройством) до самой настоящей шизофрении. И никогда он не позволял собою манипулировать, никогда не скатывался до того, чтобы хоть на секунду поверить в то, что истории, рассказанные больными, имеют под собой реальную почву. Сопротивляться такого рода эмпатии их учили в академии целых восемь лет, и Игорь на отлично усвоил эти уроки. Но в этот раз всё сразу пошло как-то не так

Его тридцать седьмым пациентом оказалась молодая девушка двадцати лет, впервые оказавшаяся в их отделении. Звали её Настя. Была она очень красива лицом, тонка, почти прозрачна и по-кошачьи грациозна в движениях. Болезнь, внезапно одолевшая её ум, делала эту красоту ещё более яркой, а эмоции, часто сменяющие друг друга от искренности до злобного отторжения, просто завораживающими. С первой же встречи Игорь понял, что влип не на шутку. Личность его сразу как бы разделилась на две враждующие половины на доктора-профессионала, раскладывающего по полочкам каждую минуту их разговоров и вписывающего мелким почерком в историю болезни скрупулёзно выверенный диагноз, и на мужчину, попросту влюбившегося в несчастное юное создание неземной красоты и желающего, чтобы Настя оказалась здоровой, а больными в итоге все остальные, в том числе и он сам. Вот так Если бы у него была семья или хотя бы подруга, то, возможно, он не чувствовал бы себя таким беззащитным перед Настей. Но до своих тридцати лет семьёй он так и не обзавёлся, а последнюю девушку, с которой были у него близкие отношения, он с трудом мог бы припомнить. Случилось это ещё на последних курсах в академии бурный роман, закончившийся очень болезненной разлукой и чуть было не ставший причиной его ухода из учебного заведения. Как же её звали? Катя? Кажется, Катя, но даже и это он мог перепутать. После академии Игорь с головой ушёл в работу, не щадя ни себя, ни отношений с немногочисленными друзьями и с родителями, у которых бывал только на Новый год. Время полетело так, словно жизнь включили на быструю перемотку. И его встреча с Настей стала первой паузой, когда он смог наконец очнуться и осмотреться по сторонам. И обнаружил вокруг себя полнейшую пустоту. Даже квартиру свою он не узнал, когда в один из вечеров после беседы с Настей вернулся домой. У него было ощущение, будто жил здесь старый-престарый архивариус повсюду были разбросаны книги в разноцветных закладках, исписанные горы тетрадей, DVD диски с лекциями известных профессоро́в и с научно-популярными фильмами по проблемам психиатрии. Неужели он столько лет жил одним только этим? И выходило, что так.

 Современная психиатрия,  тем временем продолжал профессор,  не может аргументированно ответить на этот вопрос. Да что там говорить о животных? Даже причины возникновения банальной паранойи у человека, как и других эндогенных психопатологических расстройств, неизвестны. Чаще всего в практике фигурируют заболевания, подобные синдрому гиперестезии кошек. Это когда милое в обычной ситуации существо начинает вдруг с криками носиться по всей квартире, шарахаться от невидимых препятствий и кусать само себя, причиняя увечья. Предполагается, что у кошки возникают галлюцинации и состояние, довольно близкое к шизофрении. Если, разумеется, нет других причин соматического происхождения. Но опять же, это только предположение. Болезнь купируется, как и почти всё в нашем деле, медикаментозно. Но мы не можем утверждать, что это психическое расстройство в полном смысле этого определения. Возможно, оно имеет вирусную природу, как, к примеру, всем известное бешенство. Если в животном мире теоретически и возможны такие расстройства, то на практике ни один зверь не выживет в подобной ситуации, поскольку в природе нетипичное поведение непременно приводит к гибели.

Игорь слушал уже в пол-уха. Настоящей причиной того, почему он решил посетить эту лекцию, было вовсе не желание узнать о психических расстройствах в животном мире,  всё, о чём говорил профессор, Игорю, в целом, было известно. Эта дурацкая история о лошади, прозвучавшая из уст Насти, заставила его вспомнить о том, что с лекциями в академии будет выступать известный профессор. Лошадь Да Это была третья или четвёртая их беседа с девушкой. Она вдруг стала утверждать, что встретила в палате свою мать, которая умерла четыре года назад. В первый раз Игорь не придал этому особенного значения мало ли что могло показаться человеку при обострении шизофрении. Но и поведение этой другой женщины, принятой Настей за её маму, стало меняться. Её вела Люба, ещё более опытная коллега. Она рассказывала, что женщина тоже заразилась этой идеей и действительно начала считать Настю своей дочерью. И что удивительно, истории их жизни до попадания в клинику имели кое-что общее. Когда Насте только исполнилось шестнадцать, они с мамой попали в аварию, когда ехали по оживлённому шоссе на дачу. Мать оказалась в глубокой коме, а Настя пролежала в больнице почти две недели с переломами рёбер, ключицы и ушибом мозга. Перед самой Настиной выпиской было принято решение отключить маму от аппарата искусственного поддержания жизни, все документы на это подписала старшая сестра, которая давно жила в другом городе и с Настей почти не общалась.

 Мне так сказали,  говорила Игорю Настя.  Сама я даже на похороны не пошла. И не знаю, были ли они на самом деле.

 В смысле?  переспросил Игорь.  Вы не уверены в том, что её похоронили?

 Я не уверена в том, что её отключили от аппарата,  уверенно сказала Настя и посмотрела на доктора этим своим пронзительным взглядом, от которого у Игоря опять забегали по спине мурашки.

 Но как такое возможно?  попытался Игорь вывести девушку на логическое мышление.  Разве сестра стала бы вас обманывать? Зачем ей это? Неужели вы думаете, что она настолько ненавидела вас, что отправила в интернат, а маму в психиатрическую клинику?