Это что же такое? Насчет водки и коньяку? воскликнула Глафира Семеновна. Не дам я тебе здесь, в Биаррице, пить крепких напитков. Ведь ты приехал сюда, чтобы убавить свою толщину.
Да вовсе не насчет водки, а надо позавтракать.
А, это другое дело. Есть мне давно хочется. Но куда мы пойдем завтракать?
Да пойдем к себе в Готель-де-Франс. Ведь там предлагают нам пансион. Посмотрим, как и чем кормят, и если хорошо, то можно торговаться и насчет пансиона.
Только чтобы они не мудрили насчет кушанья, отвечала супруга. Самые простые блюда я и буду довольна. А как начнут давать змеиной породы рыб, омаров, улиток, голубей ну, я и не могу.
А ты им поясни. «Пур муа, мол, сельман суп, бифштекс, пуле, то есть курицу, и гляс или компот».
Я и курицу не люблю.
Ну, яичницу.
И яичницу не люблю.
Ну, макароны с сыром.
Что же макароны! Макароны тесто.
Ну, дичь: куропатки, дупеля.
Терпеть не могу.
Тогда что же тебе? Я уж и не знаю.
Рябчики это я ем.
Ну, рябчиков здесь на вес золота не достанешь.
Окрошки, ботвиньи поела бы, но только ботвиньи с лососиной.
Тогда уж постарайся познакомиться с фабрикантом доктора Пограшова, и пусть он тебя ботвиньей угостит.
Да ведь доктор сейчас сказал, что у фабриканта ботвинья с тюрбо, а я тюрбо в рот не беру.
Разговаривая таким манером, супруги поднимались по крутому берегу и направлялись к своей гостинице.
14
Супруги Ивановы возвращались домой. Хозяин гостиницы уже ждал их. Он распахнул перед ними дверь, низко им поклонился, улыбаясь, и опять заговорил о пансионе. Услыша слово «пансион», Николай Иванович даже плюнул.
Да дайте прежде поесть-то! воскликнул он. Лайте посмотреть, чем вы кормите! Глаша, переведи ему, обратился он к жене.
Апре, апре, мосье. Иль фо дежене, иль фо вуар е апре, сказала хозяину Глафира Семеновна.
Тот поклонился еще раз и повел супругов в «саль а манже», то есть в столовую.
Если к столу будут выходить англичане во фраках и белых галстуках, ни за что не останусь здесь жить с пансионом, сказал супруг. А то придешь в пиджаке к столу, и смотрят.
Полно тебе. Не такая здесь гостиница. Это уж сейчас видно. Сам хозяин здесь и за швейцара, и за кого угодно, отвечала супруга. А вот надо испытать, чем кормят.
И точно, в столовой уже завтракали человек десять за маленькими столиками, по двое и по трое, но никто парадными костюмами не отличался. Столовая была небольшая, блеском зеркал не отличалась, и прислуга, служившая у столиков, была смешанная: кушанья подавали две горничные в черных платьях и лакей, хотя и во фраке и белом галстуке, но имевший такой вид, что он больше привык к синей блузе и к пиджаку.
Видишь, сказала мужу Глафира Семеновна. Даже табльдота нет, завтракают отдельно за маленькими столиками и служат вместе с лакеем горничные. Рад?
Еще бы. Главное, мне уж то приятно, что он без капуля на лбу и без карандаша за ухом. Я про лакея
Косматый даже. Какой тут капуль! И выглядит как будто он столяр или слесарь.
Этого-то нам и нужно. На нашего трактирного шестерку смахивает и довольно.
Супруги сели за столик, на котором было два прибора и две бутылки вина красное и белое. Столовая была в первом этаже, столик стоял у окна, и, сидя за ним, можно было видеть все, что происходит на улице. Николай Иванович попробовал вина и сказал:
Белое вино псиной припахивает, но красное пить можно.
По мне хоть бы оба собакой припахивали, так еще лучше, отвечала супруга.
Подали меню на разрисованной карточке с изображением гномов, тащащих блюда, переполненные яствами. Глафира Семеновна стала рассматривать его и читала.
Первое гор девр закуска, второе омлет яичница, третье бифштекс. Ну, это еще есть можно. А вот затем я уж и не разберу, какое это блюдо. Ну, да его можно и не есть. С меня довольно. Вот еще сыр имеется и фрюи фрукты. Вино даром.
Фрукты здесь должны быть хороши. Ведь в фруктовое царство приехали, заметил Николай Иванович, прихлебывая из стакана красное вино.
А ты уж, голубчик, полбутылки вина успел выпить?! воскликнула супруга. Ловко!
Ну, и что ж из этого? Сама же ты прочла, что вино даром.
Однако ты еще кусочком еды не успел окрупениться.
Подали штук шесть креветок, по кружочку масла толщиной в лист бумаги и четыре тоненьких ломтика колбасы.
На трех тарелках, а есть нечего, сказал супруг.
Тарелками-то за границей только и берут. Это тебе должно быть известно. Не в первый раз уж путешествуешь, отвечала супруга, придвинула ему тарелочку с креветками и прибавила: Этих гадов ты можешь всех съесть, мне не надо.
Да ведь это те же раки.
Раки красные бывают, а это какие-то розовые с белым.
Такие маленькие, что не знаешь, что в них и есть.
Ешь, ешь. Сам же ты хвастался, что за границей надо есть что-нибудь особенное, местное, чего у нас нет.
Не люблю я такую еду, которую надо в микроскоп рассматривать. Уж есть так есть. А тут не знаешь, как и скорлупу с них снять.
Появилась яичница. Николай Иванович наложил себе на тарелку половину того, что подали, и проговорил:
Спасибо, что хоть яичницей-то по количеству не обидели.
Ты уж, кажется, бутылку красного-то вина прикончил? удивилась супруга.
Да ведь пить, душечка, хочется. А только где же прикончил? В бутылке еще осталось.
Явился бифштекс, но кусочки его были так малы, что Николай Иванович надел на нос пенсне и сказал:
Боюсь, что без пенсне вместо куска в пустое место вилкой попаду.
Мне довольно, отвечала супруга. Ты забываешь, что ведь это не обед, а только завтрак.
Однако, матушка, мы сегодня по пляжу как скаковые лошади бегали, осматривая местность.
Да ведь еще тебе будет какое-то неизвестное блюдо. Можешь и мою порцию съесть.
Подали неизвестное блюдо. Это было что-то мясное, темное, с маленькими позвоночными костями, под темным, почти черным соусом и заключавшееся в металлическом сотейнике. Глафира Семеновна сделала гримасу и отодвинула от себя сотейник к мужу. Тот взял вилку, поковырял ею в сотейнике, потом понюхал приставший к вилке соус и сказал:
Какой бы это такой зверь был зажарен?
Ешь, ешь, понукала его супруга. Сам же ты хвастался, что за границей любишь есть местные блюда, чтоб испытать их вкус.
Верно. Но я прежде должен знать, что я пробую, а тут я не знаю, проговорил супруг. Кескесе? спросил он горничную, указывая ей на сотейник с едой.
Та назвала кушанье.
Глаша, что она сказала? Ты поняла, какое это кушанье? обратился он к супруге.
Ничего не поняла, отвечала та и опять заговорила: Ешь, ешь, пробуй. В Петербурге ведь ты хвастался приятелям, что в Марселе лягушку ел.
Пробовал. Это верно, но тогда я знал, что передо мной лягушка. А это черт знает что такое! Что это не лягушка это сейчас видно. Вот эти позвонки, например Смотри, у лягушки разве могут быть такие позвонки! Видишь?
Николай Иванович выудил кусок кости на вилке. Глафира Семеновна брезгливо отвернулась.
Ну вот! Стану я на всякую мерзость смотреть! проговорила она.
Здесь, во Франции, кроликов едят. Не кролик ли это? Как «кролик» по-французски?
А почем же я-то знаю!
Да ведь это самое обыкновенное слово и даже съедобное. Сама же хвасталась, что все съедобные слова знаешь.
У нас в Петербурге слово «кролик» не съедобное слово, а я всем словам в петербургском пансионе училась.
А то, может быть, заяц? Зайчатину и в Петербурге едят. Как «заяц» по-французски?
Знала, но забыла. Ты будешь есть или не будешь? спросила мужа Глафира Семеновна. А то сидишь над сотейником и только бобы разводишь.
Если бы знал, что это такое, попробовал бы.
Горничная давно уже стояла у стола, смотрела на супругов, не дотрагивающихся до блюда, и недоумевала, оставить его на столе или убирать.
Кескесе? снова задал ей вопрос Николай Иванович. Кель анималь?
Le lievre, monsieur был ответ.
Гм Са? Воля са? Такой зверь?
Николай Иванович сложил из пальцев рук зайца с утками и лапками и пошевелил пальцами.