Нет, у нас учили. Про все хмельные города учили. Я и посейчас помню, где Херес в испанской земле лежит. У меня в карте, когда я учился, он был даже красными чернилами обведен.
Хвастайся! Хвастайся! Разве это хорошо? сказала мужу Глафира Семеновна.
Николай Иванович продолжал разглядывать карту.
Бордо, Ньюи, Медок Когда еще в другой раз будем в этих краях неизвестно. А теперь едем почти что мимо и вдруг не заехать!
Опять? И из головы выбрось, и думать об этом не смей!
Да я так, я ничего А только, согласись сама, быть у самого источника виноделия и не испробовать на месте непростительно. Ты женщина молодая, любознательная.
Пожалуйста, не заговаривайте мне зубы! строго сказала жена. Едем мы в Биарриц, и никуда я не сверну до Биаррица а тем более в хмельные города.
Батюшки! И Коньяк тут! воскликнул Николай Иванович, ткнув пальцем в карту. Глаша! Коньяк! Вот он, не доезжая Бордо, вправо от железной дороги лежит. Знаменитый Коньяк, вылечивший столько лиц во время холеры Коньяк Скажи на милость Ты, душечка, и сама им, кажется, лечилась столько раз от живота? обратился он к жене.
Оставь меня, пожалуйста, в покое! Не уговаривай. Никуда я не сверну. Выбрал самый хмельный город и хочет туда свернуть
Допустим, что он очень хмельной но ведь я не ради пьянства хотел бы в нем побывать и посмотреть, как вино делают, а только для самообразования
Знаю я твое самообразование!
Для культуры И главное, как близко от железной дороги этот самый Коньяк. Чуть-чуть в сторону Сама же ты стоишь за культуру и прогресс
Никуда мы не свернем с дороги отрезала Глафира Семеновна.
Да хорошо, хорошо Слышу я Но ты посмотри, Глаша, как это близко от железной дороги.
Николай Иванович протянул жене книгу с картой, но та вышибла у него книгу из рук. Он крякнул и стал поднимать с пола книгу.
В это время отворилась дверь купе и на пороге остановился молодой человек в коричневом пиджаке с позументом на воротнике, с карандашом за ухом и в фуражке с надписью по-французски: ресторан. Он говорил что-то по-французски. Из речи его супруги поняли только два слова: дежене и дине.
Как?! С нами едет ресторан! воскликнул Николай Иванович, оживившись. Глаша! Ресторан! Вот это сюрприз.
Я говорила тебе, что есть ресторан, кивнула ему супруга.
Me коман донк ресторан? обратился было к гарсону по-французски Николай Иванович, но тут же сбился, не находя французских слов для дальнейшей речи. Глаша, спроси у него: коман донк ресторан в поезде, если поезд без гармонии? Как же в вагон-ресторан-то попасть из нашего вагона, если прохода нет?
Начала спрашивать ресторанного гарсона Глафира Семеновна по-французски и тоже сбилась. Гарсон между тем совал билеты на завтрак и разъяснял по-французски, на каких станциях и в какие часы супруги могут выйти из своего вагона во время остановки поезда и пересесть в вагон-ресторан. Билеты были красного цвета и голубые, так как всех желающих завтракать ресторан мог накормить не сразу, а в две смены.
Лежене? спросила гарсона Глафира Семеновна и сказала мужу: Что ж, возьмем два билета на завтрак. Ведь уж если он предлагает билеты, то как-нибудь перетащит нас из нашего вагона в вагон-ресторан.
Непременно возьмем. Нельзя же не пивши, не евши целые сутки в поезде мчаться. Погибнешь радостно отвечал супруг. Но какие же билеты взять: красные или голубые?
Да уж бери, какие дороже, чтобы кошатиной не накормили. Кель при? задала гарсону вопрос Глафира Семеновна, указывая на голубой билет.
Quatre francs, madame отвечал тот. Mais vous payez apres.
Четыре франка за голубой билет, пояснила она мужу. А платить потом.
А красный билет почем? Гуж, биле руж комбьян? спросил Николай Иванович гарсона, тыкая в красный билет.
Lа même prix, monsieur. И гарсон опять заговорил что-то по-французски.
И красные, и голубые билеты по одной цене, перевела мужу Глафира Семеновна.
Значение разного цвета билетов супруги не поняли.
Странно Зачем же тогда делать разного цвета билеты, если они одной цены произнес Николай Иванович и спросил жену: Так какого же цвета брать билеты? По красному или по голубому будем завтракать?
Да уж бери красные на счастье, был ответ со стороны супруги.
Николай Иванович взял два красных билета. Гарсон поклонился и исчез, захлопнув дверь купе.
4
В полдень на какой-то станции, не доезжая до Орлеана, была остановка. Кондукторы прокричали, что поезд стоит столько-то минут. По коридору вагона шли пассажиры, направляясь к выходу. Из слова dejeuner, несколько раз произнесенного в их французской речи, супруги Ивановы поняли, что пассажиры направляются в вагон-ресторан завтракать. Всполошились и они. Глафира Семеновна захватила свой сак, в котором у нее находились туалетные принадлежности и бриллианты, и тоже начала выходить из вагона. Супруг ее следовал за ней.
Скорей, скорей, торопила она его. Иначе поезд тронется, и мы не успеем в вагон-ресторан войти. Да брось ты закуривать папироску-то! Ведь за едой не будешь курить.
Выскочив на платформу, они побежали в вагон-ресторан, находившийся во главе поезда, и лишь только вскочили на тормоз вагона-ресторана, как кондукторы начали уже захлопывать купе и поезд тронулся.
Супруги испуганно переглянулись.
Что это? Боже мой Поезд-то уж поехал. Глаша, как же мы потом попадем к себе в купе? испуганно спросил жену Николай Иванович.
А уж это придется сделать при следующей остановке, пояснил русский, стоящий впереди их пожилой коренастый мужчина в дорожной легкой шапочке.
Ах, вы русский? улыбнулся Николай Иванович. Очень приятно встретиться на чужбине со своим соотечественником. Иванов из Петербурга. А вот жена моя Глафира Семеновна.
Полковник из Петербурга, пробормотал свою фамилию пожилой и коренастый мужчина, которую, однако, Николай Иванович не успел расслышать, поклонился Глафире Семеновне и продолжал: В этом поезде много русских едет.
Да, мы слышали в Париже, на станции, как разговаривали по-русски.
Позвольте, полковник, начала Глафира Семеновна. Вот мы теперь в ресторане Но как же наш багаж-то ручной в купе? Никто его не тронет?
Кто же может тронуть, сударыня, если теперь поезд на ходу? А при следующей остановке вы уж сядете в ваше купе.
Да, да, Глаша Об этом беспокоиться нечего. Да и что же у нас там осталось? Подушки да пледы, сказал Глафире Семеновне муж.
А шляпки мои ты не считаешь? У меня там четыре шляпки. Неприятно будет, если даже их начнут только вынимать и рассматривать.
Кто же будет их рассматривать? Никто не решится. У тебя везде на коробках написана по-русски твоя фамилия. А здесь, во Франции, ты сама знаешь, «вив ля Рюси» К русским все с большим уважением. Вы в Биарриц изволите ехать, полковник? спросил Николай Иванович пожилого господина.
Да ведь туда теперь направлено русское паломничество. Ну и мы за другими потянулись. Там теперь русский сезон.
И мы в Биарриц. Жене нужно полечиться морскими купаниями.
Разговор этот происходил на тормозе вагона, так как публика, скопившаяся в вагоне-ресторане, еще не уселась за столики и войти туда было пока невозможно.
У входа в ресторан метрдотель, с галуном на воротнике жакета и с карандашом за ухом, спрашивал билеты на завтрак.
Полковник, в круглой дорожной шапочке, дал билет метрдотелю и проскользнул в ресторан, но когда супруги Ивановы подали свои билеты метрдотелю, тот не принял билеты и супругов Ивановых в ресторан не впускал, заговорив что-то по-французски.
Me коман донк?.. Дежене Ну вулон дежене Вуаля биле возмутился Николай Иванович. Глаша! Что же это такое?! Навязали билеты и потом с ними не впускают!
Почем же я-то знаю? Требуй, чтобы впустили, отвечала Глафира Семеновна. Экуте Пуркуа ву не лесе на? Вуаля ле билье, обратилась она к метрдотелю.