Она ткнула пальцем в небо.
Оно уже там, у Него на столе. Поздно пить боржоми. А теперь устраивайтесь и спите. Мы рано встаем. И шумим сильно. Так что спокойной вам ночи.
Мать прожила у Ренаты всего три месяца. Она была слишком городской, чтобы комфортно чувствовать себя на сельской ферме, а вот отец продержался целых четыре года и умер в девяносто пятом, уже после того, как у Али родился второй ребенок девочка. Последний раз сестры увиделись с ним на кладбище, когда хоронили маму. Аля тогда приехала с мужем, детей они с собой не взяли Глаше был год от роду, Вадику пять. С тех пор Алевтина больше не приезжала, она была слишком занята домом и детьми, чтобы навещать отца, но писала и звонила ему регулярно, а Ираида, хоть и жила почти рядом, но не приезжала вовсе, и Лев Иосифович затосковал всерьез. Снова начались проблемы с сердцем, а тут одна из зим выдалась еще и чересчур ветреной и сырой. Он простудился, не долечился, и в апреле, когда вся земля праздновала весну, вдруг слег и больше не встал, сгорел за два дня. Настолько быстро и нежданно, что Рена ему даже врача не успела вызвать, думали, отлежится, не первый раз, с ним так уже было, а он вон что! Не сдюжил в этот раз.
Хоронили в ту же могилу, что и Марию Михайловну, к ней под бочок. На этих похоронах и случилась та безобразная сцена, которую спровоцировала целиком и полностью Ираида. Бог весть, что ею двигало, кажется, она желала вызвать Алевтину на такую ссору, которая показала бы ту отвратительной жадной тварью, без стыда и совести, бросившей родителей, уехавшей за тридевять земель, а теперь приехавшей требовать свои квадратные метры. Но ей удалось это только наполовину. У нее вышло заставить Алю первой начать ссору, но не вышло выставить ее хамкой и наглой жадиной. После того, как Ираида бросила ей при всех за столом, что это она, Аля, виновата в смерти родителей, та вдруг внезапно замолчала, потом так же, молча, встала, сняла вязаную шерстяную кофту со спинки стула и вышла. Приехала она одна, без мужа и детей, и потому вначале ее никто даже не хватился. Все решили, что она просто вышла, ненадолго. Потом обнаружилось, что ее нет. Совсем, нигде. Ни вещей, ни сапог, ни сумки, с которой она приехала. Ираида фурией, прямо при гостях, понеслась по комнатам. Деньги и золото были на месте, фарфор тоже. Аля ничего не взяла. Ничегошеньки. Даже ее старая собачка, с глазами-пуговицами, подаренная мамой, так и осталась сидеть в комнате, которая когда-то числилась за ней и в которой она жила. Она оставила все и ушла. И больше не появилась; не позвонила, не написала. И не отвечала ни на письма, ни на звонки. Но из квартиры так и не выписалась. Все процедуры по оформлению наследства провела адвокатская контора, нанятая ее мужем. Как бы ни хотела Ираида устроить разборку тут ей была не судьба. С юристами особо не поскандалишь, особенно когда завещание, да еще и именное. Я такой-то завещаю такой-то, имя, отчество, фамилия, год рождения, номер паспорта. Вы хотите что-то изменить, мадам старшая сестра? Не вопрос. Идите к вашей сестре, просите, пишите, запрашивайте. Мы-то здесь причем? А если через нас, тогда вот наш прайс. Устроит будем разговаривать, а нет так нет.
Весь ужас положения Ираиды заключался в том, что победа, о которой мечтала она, теперь была практически в кармане у ее сестры, и чтобы окончательно восторжествовать, ей даже не нужно было ничего делать. У нее были жилье, работа, время, и дети, и время работало на них. У Ираиды было все то же самое, но не было детей. Заводить приемных она не хотела была по горло сыта опытом воспитания не своего ребенка, а своих у них с Петром Ивановичем не получилось. А потом пришел климакс, потом она вышла на пенсию, доходы резко сократились, и время превратилось для нее в тикающую бомбу.
Злоба копилась, росла, и выплеснулась, в конце концов, на бедную Свету, весь грех которой был только в том, что она очень напоминала Алю. Но какой бы злыдней и воображалой Ираида Львовна не была, такого исхода своей мести она не ждала и не предполагала. Смерть не была ее целью. Она думала помучить, но не собиралась убивать, ей и в голову такие ужасы не приходили. Она, конечно, бывало, желала смерти тем, кто ей мешал, но это было как бы понарошку, в сердцах, в приступе обиды или ревности, а сознательно доводить человека нет-нет, она бы не стала никогда! Она просто хотела, чтобы эта гордячка съехала от Николая и перестала маячить у нее перед носом этой своей похожестью с Алевтиной. Не более того. А та взяла и прыгнула в окно.
Самое отвратительное было в том, что Светлана, упав из окна, выполнила-таки желание Ираиды Львовны. Она съехала на тот свет, с третьего этажа, и теперь, лежа в могиле в форме кучки пепла, никак не могла уже маячить у Ираиды перед глазами. Паззл сошелся.
Бойтесь своих желаний. Будьте внимательны при их формулировке. Неверно произнесенные, они грозят наказанием.
Ираида Львовна спустилась к Лиде, чтобы поздравить ту с Новым Годом и под эту дудку как-то попытаться убедить и ее, и главное, себя в том, что в смерти Светы нет Ираидиной вины. Она не виновата, она просто делала ремонт, просто жила, просто слушала музыку ну, как все. Но не получилось. Что ж, хорошо. Пусть Лида вылечится. Не надо, чтобы она кашляла на нее, Ираиду. Она не хочет болеть, она хочет пожить подольше. Она не будет беспокоить Лиду. Впереди Рождество, православное. Лида, наверное, еще будет здесь. Тогда Ираида Львовна возьмет что-нибудь вкусное, какой-нибудь ликер из старых запасов, и спустится к ней сама в ночь на Рождество. И скажет, что она была бы счастлива увидеть Свету и извиниться перед ней.
Лида ее поймет.
И простит.
В этом она уверена.
3. ЗАГОВОРЩИЦЫ. 1 ЯНВАРЯ. ЗОЯ ГЛАША, АЛЕВТИНА
Новогодняя ночь выдалась столь бурной, что Зоя едва не забыла напрочь, что должна забрать Алевтину из больницы. Еле-еле собрав себя в кучу, она дотащилась до ванной комнаты. Продолжая зевать и потягиваться, наполнила до краев белую глубокую чашу на гнутых ножках и с облегченным вздохом рухнула в горячую воду там айсбергами высилась пена, и пахло корочкой чуть подгорелого лимонного пирога. Костик-Ромик-Роман ушел, когда не было еще семи утра. Он жил с престарелой матерью, та была слаба и ногами, и глазами. Днем к ней забегала по нескольку раз соседка, которой Роман приплачивал за помощь, а ночью, если он был на дежурстве или с Зоей, соседка по его просьбе давала старухе снотворное, правда, совсем чуть-чуть, только, чтобы она не проснулась в ночи и не перепугалась, поняв, что одна дома. В обычные дни Роман позволял себе такие отлучки раз или два в неделю. Соседка была только счастлива приработку, тем более он не скупился и часто приносил что-то еще «сверх программы» те же продукты, к примеру, но Новый Год не то время, чтобы отрывать людей от их собственных семей ради прислуживания в чужих. И в это утро ее возлюбленный повел себя как настоящий мужчина расцеловав ее сонную на прощание, он тихо оделся и выскользнул из квартиры. Входная дверь негромко щелкнула: один из замков был устроен, чтобы дверь можно было запереть без ключа.
Зоя, наполовину разбуженная, доплелась до двери, заперла ее на огромную кованую задвижку из тех, что можно выломать только вместе со стеной, и вновь улеглась в кровать. Заснула она моментально и проснулась далеко за полдень, уже около часа дня.
Ванна, кофе, два почти прозрачных ломтика сырокопченой колбасы есть не хотелось совсем и она была готова к подвигам. Времени у нее было «миллион до неба», как говорила Лиса Алиса в старом детском фильме, и Зоя могла делать теперь, что угодно, однакож делать все нужно было медленно и постепенно, периодически консультируясь, на что намекали последние фразы Бланшара, точнее, не намекали, а прямо-таки указывали пальцем. Что ж, она не против. Жизнь периодически надо менять, встряхивать как белье на ветру, иначе придет момент, и ты сам надоешь ей до чертиков, и она встряхнет тебя, как то белье, и ты слетишь с веревок, катушек, с путей-проводов, и тогда хана тебе, бедолага! Так лучше самому проявить инициативу; когда сам тогда и точки приложения тебе известны, и контролировать последствия гораздо легче. Ну, и эффект неожиданности пропадает а он порой страшнее пистолета.