Начинался он, вроде бы, и
ничего, но какая то сила отгибала его кончики вниз. Может, ее что то расстроило, а может, она просто переусердствовала, пробивая карьеру мужу.
Будь она помоложе, я не стал бы возражать против того, чтобы попытаться выяснить, в чем дело, и поискать какой нибудь выход с ней на пару. Если
Вулфу позволено служить отечеству, стряпая форель для чужеземного посла, то почему мне нельзя послужить ему же, помогал расправить перышки жене
помощника государственного секретаря?
У другой женщины, сидевшей за нашим столом, с перышками было все в порядке. Напротив меня, чуть наискосок, сидела Адриа Келефи – вовсе не дочь
посла, как могло бы показаться на первый взгляд, а его жена. Она не выглядела особенно пробивной, но она, безусловно, выглядела. Маленькая,
изящная, с шелковистыми черными волосами и сонным взглядом темных глаз. Вот кого можно было бы подхватить на руки и унести куда нибудь, пусть
даже только в драгстор на стаканчик кока колы, хотя я, конечно, сомневаюсь, чтобы, по ее понятиям, именно этот напиток подходил в качестве
угощения. Справа от нее сидел помощник госсекретаря Лисон, слева – Вулф, и с обоими она справлялась прекрасно. Раз она даже прикоснулась рукой к
руке Вулфа – держала ее так секунд десять – и он не отдернул свою. Я то помнил, что к числу самых невыносимых для него вещей на свете
принадлежат две: физический контакт с кем бы то ни было и соседство с женщиной, и решил, что просто обязан познакомиться с ней поближе.
Но не все сразу. Рядом с Вулфом, как раз напротив меня, сидел девятый и самый последний – высокий тощий субъект с косящими глазами и тонкими,
плотно сжатыми губами, прочерченными, как тире, меж двух костлявых челюстей. Его левая щека была раза в четыре краснее, чем правая, – это я мог
понять и посочувствовать. Камин, находившийся справа от меня, от него находился слева. Звали его, как сказал Паппс, Джеймс Артур Феррис. Я
заметил, что он, должно быть, какая нибудь мелкая сошка, вроде пажа или лакея, раз его тоже засадили на эту сковородку.
Паппс хихикнул.
– Ну что вы, какой лакей… Он очень важная персона, мистер Феррис. Здесь он из за меня. Мистер Брэгэн скорее пригласил бы очковую змею, чем его,
но когда он ухитрился организовать приезд сюда посла и секретаря Лисона, я решил, что не пригласить Ферриса будет несправедливо, и настоял на
своем. Кроме того, я очень злорадный человек. Мне доставляет удовольствие наблюдать, как сильные мира сего выставляют напоказ свой дурной норов.
Вот вы говорите, что поджариваетесь заживо. А почему вы поджариваетесь? Потому, что стол пододвинут слишком близко к огню. Для чего его так
поставили? Чтобы мистер Брэгэн мог устроить мистера Ферриса на максимально неудобное место. Самые мелочные люди на свете – это большие люди.
Когда моя тарелка опустела, я сложил свои вилку и нож в точности по рекомендациям Хойла.
– А сами вы какой человек – большой или маленький?
– Ни то, ни другое. Я без ярлыка. Как вы в Америке говорите – неклейменый бычок.
– А что делает Ферриса большим?
– Он представляет большой бизнес – синдикат пяти крупных нефтяных компаний. Вот почему мистеру Брэгэну хочется изжарить его живьем. На кон
поставлены миллионы долларов. Все эти четыре дня с утра у нас была рыбалка, в обед – перебранка, а вечером – братание. Посла мистер Феррис сумел
кое в чем переубедить, но только, боюсь, не секретаря Лисона. Я нахожу все это очень забавным. Ведь решение то, в конце концов, принимать мне, а
я могу только приветствовать такое развитие ситуации, после которого мое правительство получит на десять – двадцать миллионов больше.