Я побрел к гаражу. С первого же шага меня прошиб пот. Я чувствовал, как на лбу набухают капли испарины, готовые вот-вот побежать вниз, миновать преграждающие путь брови и добраться до глаз. Я был в пиджаке цвета мокрого асфальта, и белая сорочка под ним уже промокла насквозь и липла к телу, а галстук сжимал шею как горячая веревочная петля. Было слишком жарко и душно, чтобы шевелиться самому, да еще шевелить мозгами, не говоря уже о том, чтобы покинуть квартиру с кондиционером и обшаривать Нью-Йорк в поисках жалкого обормота, имеющего «друзей».
Мимо проехало оранжевое такси с желтым огнем на крыше, похожее на громадную зубастую рыбину с широкой пастью, ищущую добычу в водорослях на дне океана. Мысль о рыбе принесла приятную прохладу, и я с минуту помусолил ее, но потом взглянул на таксиста, и прохладе пришел конец. Парню за рулем было вдвое жарче, чем мне, и моя рубаха, будто проникнувшись сочувствием к нему, плотнее прилегла к моей спине.
Я вошел в сторожку гаража, где мальчишка-пуэрториканец, работавший ночами, сидел за столом с комиксом в руках. Он улыбнулся, кивнул мне и, ни слова не говоря, побежал за моей машиной.
В жаркой комнате горел яркий желтый свет. Парень оставил на столе раскрытый комикс, и я пролистал его, пока ждал возвращения ночного сторожа, все надписи в рамках были сделаны по-испански, но чтобы читать комикс, нет надобности учиться грамоте. Кажется, один издатель комиксов когда-то сказал: «Мы приспосабливаемся к обществу неграмотных». Я переворачивал страницы, разглядывал картинки и ждал свой «мерседес».
Машина с урчанием скатилась с пандуса, и радостный мальчуган вылез из-за руля. То, что ни одна из машин в этом гараже не принадлежала ему, не имело для него никакого значения. Пока парень имел возможность ездить на них вверх и вниз по пандусам, он был счастлив. Много ли пуэрториканских мальчишек могут посидеть за рулем «мерседес-бенц-190»?
Выбравшись из машины, он подержал для меня дверцу и с улыбкой объявил:
— Все в порядке, сэр.
— Спасибо. — Я сел за руль, и парень захлопнул дверцу.
— Поздновато, — заметил он, разглядывая меня через открытое боковое окошко. — Уезжаете из города?
— Нет, — ответил я, — скоро вернусь.
— Хорошо.
Мы обменялись улыбками, и я вырулил на проспект Колумба. Я знал, что пуэрториканский мальчишка тушуется передо мной. Так же, как и швейцар моего многоквартирного дома. Я одеваюсь и выгляжу как молодой идущий в гору чиновник: тридцать два года, рост шесть футов один дюйм, короткие каштановые волосы, лицо квадратное, но одухотворенное, как у человека с высшим образованием. Таких полно на Мэдисон-авеню.
Но я, в отличие от других, не работаю днем. Иногда на пару недель уезжаю из города, иногда целыми днями сижу дома. Я прихожу и ухожу по расписанию, в котором и сам никак не разберусь, а кроме того, раз или два в дом заглядывали легавые и расспрашивали обо мне. Швейцар ни словом не обмолвился в разговорах со мной, но мальчишка-пуэрториканец время от времени норовит высосать из меня мелочишку. Правда, ненавязчиво. Благодаря этому нам было о чем поговорить, пока мы передавали с рук на руки мою машину.
Ну, ладно. Проехав квартал по проспекту Колумба, я свернул направо, к Уэст-Энд-авеню, и поехал к центру города. По пути я зорко поглядывал в зеркало заднего обзора и, когда увидел, что машина, ехавшая позади меня по проспекту Колумба, попрежнему тащится за мной по Уэст-Энд-авеню, мне стало ясно, что избавиться от легавых все-таки не удалось. Должно быть, меня пасли двое и на двух машинах с рациями или чем-то в этом роде.
Впрочем, это могла быть простая случайность, и я решил проверить.