Свернув налево на следующем перекрестке, я покатил обратно к проспекту Колумба, где повернул направо и еще раз направо, на примыкающую улицу. Сукин сын по-прежнему висел у меня на хвосте, отстав на полквартала, я выехал на Уэст-Энд-авеню, свернул направо и покатил вперед, высматривая, не загорится ли по курсу красный светофор.
Наконец это случилось, и я остановился довольно далеко от перекрестка. Впереди мелькали огни проезжавших такси, но в непосредственной близости не было ни одной машины, кроме моего «мерседеса» и черного «шевроле» пятьдесят третьего года выпуска, на котором ехал мой преследователь. Марка машины говорила о многом. У полицейских всегда так. В Америке, должно быть, миллионов двадцать машин; десять миллионов выглядят как японские пластмассовые игрушки: розовые, желтые, покрытые серебрянкой. Что же делает легавый, чтобы не привлекать внимания? Садится за руль черного «шевроле». Если Эду Ганолезе противостоят такие люди, остается лишь удивляться, почему он еще не прибрал к рукам всю страну.
Похоже, следивший за мной легавый был еще большей посредственностью, чем остальные: вместо того, чтобы затормозить сбоку от меня, в соседнем ряду, как сделал бы любой нормальный лихач, имеющий водительское удостоверение, легавый остановился позади меня. Благодаря этому я от него и отделался.
Загорелся зеленый свет, и я нажал на педаль акселератора «Мерседес» вылетел на перекресток как прыгающий с ветки леопард, и я тотчас налег на тормоз. Преследовавший меня легавый думал, что я хочу устроить гонки, и поэтому тоже вдавил до упора педаль «газа». Его «шевроле» с ревом рванулся вперед и слегка пошел юзом. Легавый не успел перенести ногу на педаль тормоза и врезался в меня.
Я улыбнулся. Я мог позволить себе такую роскошь. Но лишь на мгновение. Потом я согнал улыбку с лица, заменил ее сердитой миной, поставил «мерседес» на холостой ход и вышел из машины, не заглушив мотор. Подойдя к багажнику, я горящими глазами уставился на слегка помятый задний бампер.
Легавый, свято чтивший правила дорожного движения, заглушил мотор и поставил «шевроле» на ручной тормоз. Прежде чем вылезти из машины, я устремил на него испепеляющий взгляд и спросил:
— Так-так, приятель, в какой компании вы застрахованы?
Парень был крупным и мускулистым, в мешковатом костюме, какие шьют на некоторых фабриках по заказу полиции.
— Ладно, шпана башковитая, — ответил он, стараясь говорить как можно более нагло, поскольку не знал, что у меня на уме.
— Ради вашего же блага, надеюсь, что у вас есть страховка, — заявил я.
— Как вы знаете, в штате Нью-Йорк она обязательна.
Он полез в задний карман, достал бумажник и, открыв его, показал мне полицейский жетон.
— Ты нарочно нажал на тормоз.
— Легавый! — с деланным изумлением воскликнул я. — Да еще притесняющий гражданина! Ну-ка, покажите номер на жетоне.
— Пошел к черту!
— Так… — протянул я. — Вот и грубое обращение налицо. Прекрасно!
Я подошел к задку «шевроле», достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и карандаш и записал номер машины.
— Чем ты там занимаешься? — заорал полицейский. И, скажу я вам, он действительно хотел бы это знать.
Он все еще стоял у капота своей машины, растерянный, но по-прежнему исполненный воинственного пыла. С видом оскорбленного достоинства я подошел к нему и по пути небрежным жестом распахнул дверцу «шевроле», предварительно незаметно нажав кнопку замка.
Несколько секунд я стоял перед полицейским и молча улыбался ему, потом сказал:
— Я хочу, чтобы все было строго по закону. У меня с собой есть страхован карточка. Она в перчаточном ящике. Сейчас принесу.
— Не надо мне этой дурацкой карточки.
— Так, — на всякий случай, — заявил я, протиснулся мимо полицейского, залез в «мерседес» и, захлопнув дверцу, надавил на акселератор, одновременно включая передачу.